Шпион федерального значения - Андрей Ильин

Такая жизнь… Как у ужа на сковородке…

— Здравствуй, Аслан!..

Это к нему. К новому своему имени он привык больше, чем к родному. Родное он уже почти забыл. И хорошо, что забыл…

— Здравствуй, Резван, здравствуй, дорогой!

С этим приятелем они вместе воевали под Самашками. Этот приятель выволок его на себе из-под обстрела, когда их накрыли огнем минометы федералов. Ему он обязан жизнью.

Ты как здесь?.. Кого видел, о ком слышал.?.. Кто жив, кто убит?..

Привычные на войне вопросы, которые задают по обе стороны линии фронта. И не менее привычные ответы — этого нет, этого тоже… Эти — живы, но один без рук, а другой без ног…

Ты откуда?..

И куда?..

Отсюда — в рейд?.. В Грозный?.. Завтра ночью?

Тогда — счастливо тебе, Резван!..

Встретились, перебросились парой слов и разошлись в разные стороны. Может быть, навсегда. Скорее всего навсегда…

…На следующий день в лагере занятий не было, потому что была объявлена приборка — бойцы штопали маскировочные сети, мели тропинки и приводили в порядок внешний вид. Окончившие общевойсковые военные училища, успевшие не по одному году послужить в частях СА чеченские командиры впитали в себя многие армейские привычки. Полезные. И не очень. Когда армию строят бывшие офицеры, то, что бы они ни строили, у них получается примерно та же армия, в какой они служили.

— Это что?.. Убрать! А это здесь зачем?..

Бордюры и стены они известкой, за неимением таковых, не мазали, траву и листочки зеленой краской не красили — трава и так была зеленой. А вот все остальное…

Судя по приготовлениям, в лагерь ожидались гости.

Которые прибыли…

Генеральских погон, фуражек и лампасов на этот раз видно не было. На гостях был обычный, уворованный русскими интендантами с вверенных им складов камуфляж. Потому что в этой войне противники были одеты в одинаковую форму, воевали одним и тем же оружием, по одним и тем же, изученным в общевойсковых училищах, которые вместе заканчивали, правилам. Гражданские войны всегда такие.

Но все равно это были командиры. Хоть и полевые…

И самым известным среди них был Абдулла Магомаев. Раньше — безвестным, а теперь, после удачного взрыва на вокзале, не только известным, но и популярным.

Высокая комиссия осмотрела лагерь, посетила занятия и провела с личным составом «политбеседу», призывая к джихаду и живо интересуясь, кто готов пожертвовать своей жизнью ради светлого завтра свободной Ичкерии. Личный состав, среди которого было немало женщин и подростков, горячо заверил, что готов в любую минуту: если потребуется, то хоть прямо сейчас!

Аслан Салаев с интересом и удивлением наблюдал за реакциями своих «курсантов», которых он учил ставить мины, подрывать мосты и здания и снаряжать и использовать пояса шахидов. Судя по всему, они не врали, они действительно были готовы взорвать себя ради свободы Ичкерии. По крайней мере, женщины и подростки.

Встреча закончилась небольшим парадом, чеченскими национальными танцами и общей молитвой…

* * *

По коридору шел человек. Офицер. В руках у него была сумка. С болтающейся на боку пломбой. В сумке — запечатанный конверт с грифом «Секретно». В конверте — распечатка только что полученной шифровки. От кого была эта шифровка и что в ней было, офицер не знал — его дело было маленькое — разнести шифровки адресатам, под роспись, отметив время передачи в специальном журнале. Что он и делал.

Перед одной, ничем не отличающейся от других дверью он остановился. Постучал. Спросил:

— Разрешите войти?

И вошел…

Шифровка была от «Тромбона», и пришла она обычным порядком, что свидетельствовало о том, что сутки назад он был жив и что у него все в порядке.

«Тромбон» сообщал об инспекции лагеря рядом полевых командиров, среди которых наиболее значимой фигурой был известный чеченский террорист Абдулла Магомаев. Высказывал мнение, что это подтверждает серьезность намерений чеченцев и что Абдулла, вполне вероятно, готовит кадры под себя. Передавал имена, подробные словесные портреты и особые приметы обучающихся минно-взрывному делу «курсантов». Просил проработать резервные каналы связи. И передать весточку семье…

И еще сообщал, что в ближайшие дни ожидается прибытие в Грозный группы боевиков, предположительно для организации террористического акта, что в группу входит шестнадцать человек и подходить они будут со стороны…

Информация была передана по инстанции и принята к сведению.

Отряд чеченских боевиков встретили на подходах к Грозному, загнали в заранее приготовленную засаду, окружили и предложили сдаться, а когда те отказались, расстреляли из пулеметов и выведенных на прямую наводку орудий «бээмпэшек». Большинство «чехов» погибли на месте. В том числе Резван…

Тот, который полгода назад спас жизнь Аслану Салаеву, вынеся его на себе из-под минометного обстрела…

Фатима Мерзоева была оживлена и почти счастлива. Она все еще находилась под впечатлением вчерашней встречи…

Когда в лагерь прибыли гости, она во все глаза смотрела на идущего впереди Абдуллу Магомаева. Смотрела не как женщина — чеченки не имеют привычку глазеть на мужчин так, как это делают русские женщины, и уж тем более не могут кокетничать с ними, набиваясь на знакомство, потому что любовные интрижки для них после замужества исключены. Впрочем, до женитьбы — тоже! Судьбу чеченской женщины решает мужчина — вначале отец, потом муж. А если нет мужа, отца или старшего брата, которые могут ее защитить, то мужчина, которому она принадлежит.

Фатима не могла смотреть на Абдуллу как на мужчину, потому что не смела даже мечтать, что он обратит на нее внимание. Она смотрела на Абдуллу Магомаева как на героя, о котором знала и говорила вся Чечня. Она знала, что Абдулла был командиром и убил много русских. А теперь собрал их здесь, в этом лагере, за что она ему была благодарна.

Потому что благодаря этому вырвалась оттуда, где ей было очень плохо. Здесь ей было гораздо лучше, здесь она была равной среди равных, ее не унижали, не заставляли выполнять самую черную работу, не понукали, не били и не насиловали, как это было в доме приютившего ее, после гибели мужа, дальнего родственника. Здесь с ней обращались так, как, может быть, никогда до того не обращались!

И она смогла это оценить…

Когда с затравленным, битым-перебитым жизнью человеком начинают разговаривать по-человечески, он, как та бездомная, пригретая добрыми людьми собака, из благодарности готов жизнь положить за новых своих хозяев!

И таких, как Фатима, — лишившихся мужской защиты чеченок, — здесь было много. Для них это точно был пионерлагерь, пусть и с сильным военно-патриотическим уклоном. Собранные из далеких горных аулов, куда редко кто из посторонних забредает, где ничего не происходит, все разговоры давно переговорены и все события наперед известны, они жадно делились впечатлениями, впитывая рассказы про не похожую на ту, какой они жили, жизнь. Для них лагерь стал окном в большой мир, которого они не видели и который не знали!