Фальшивая империя - Ш. У. Фарнсуорт

что она имеет в виду. Нам еще предстоит спать вместе, в буквальном или сексуальном смысле. Вынужденная близость в этой поездки не является нежелательной, но это определенно странно. Я не знаю, как вести себя с ней. Каждый раз, когда я думаю, что мы, возможно, добились какого-то прогресса, мы откатываемся назад. Она даже не может спать рядом со мной.

Я кладу локти на колени и смотрю на плоскую поверхность бассейна. Фильтры образуют небольшую рябь, которая преломляет падающий вниз лунный свет.

— Так вот как все будет, Скарлетт?

— Что будет?

— Мы. Это то, чего ты хочешь?

— У нас никогда не было того, чего я хочу.

Я смеюсь.

— Чушь собачья.

Ее глаза вспыхивают.

— Извини?

— Ты слышала меня. Если бы ты не хотела, мы бы не поженились, — я пристально смотрю на нее, осмеливаясь отрицать это.

Она отводит взгляд.

— Я ожидала, что все будет по-другому.

— Как по-другому?

— Не знаю. Просто... по-другому.

Я вздыхаю. С этой женщиной никогда ничего не бывает простым.

— Я хотел бы знать, каково это — трахать свою жену, Скарлетт.

Она не вздрагивает от грубого заявления. Вообще не реагирует.

— Ты можешь получить это в другом месте.

— И ты тоже? — я добавляю эти последние слова просто для того, чтобы задеть ее. Увидеть ее сердитое выражение лица. Она более общительна, когда злится.

— Не твое дело.

Я смеюсь.

— Но это было мое дело после гала-концерта Резерфорда?

Она молчит.

— А как насчет детей?

— Ты имеешь в виду наследников? — она усмехается. — Я не готова. Из-за журнала и новой линии одежды я даже не помню, что нужно есть. Я сейчас не могу справиться с ребенком.

— Хорошо.

Она смотрит на меня с явным подозрением из-за отсутствия у меня аргументов.

— Ты хочешь, чтобы я съехал? — спрашиваю я.

— Что? — Скарлетт выглядит искренне шокированной этим вопросом. — После того, как ты настоял на том, чтобы переехать со своими костюмами, которые заняли два шкафа, и наполнил холодильник пакетами с коровьим молоком?

Вторая претензия кажется более недовольной, чем первый, и я почти улыбаюсь. Филипп уже сообщил мне, что Скарлетт предпочитает растительное молоко животному и была недовольна тем, что у меня в холодильнике не оказалось такого.

— Я переехал туда, потому что мы женаты, Скарлетт. Если ты хочешь притвориться, что это не так, то все в порядке.

Она садится.

— Я знаю, что мы женаты. И выполняю свою часть сделки. Я не знаю, чего еще ты от меня хочешь.

— Очевидно, ничего из того, что ты готова дать.

— Секс. Верно, — она фыркает. — Ты такой мужлан.

— Да. Я хочу заняться с тобой сексом. Я также хочу знать, почему ты попросила меня поцеловать тебя перед нашей свадьбой. Почему ты сопротивляешься мне во всем. Я ни черта о тебе не знаю, Скарлетт.

— Ты знаешь то, что нужно.

— Иначе говоря то, что ты хочешь, чтобы я знал, — возражаю я.

Она вздыхает. Отводит взгляд. Перелистывает страницы своей книги.

— Тебя назвали в честь вида спорта? (Crew — гребля)

Я моргаю. Что? Скарлетт пристально смотрит на меня. Я приподнимаю бровь.

— Это все, что ты хочешь знать обо мне?

Скарлетт делает еще один глоток из своего бокала.

— Ответь на вопрос.

— Нет, это семейное имя, — я перемещаюсь так, чтобы быть лицом к ней, а не к бассейну. — Тебя назвали в честь цвета? (Scarlett — алый)

Веселье недолго появляется на ее лице.

— Моя мать была поклонницей Маргарет Митчелл, — она переворачивает книгу рядом со мной, показывая выцветшую обложку «Унесенных ветром».

— Значит, тебя назвали в честь колкой девушки, безнадежно влюбленной в парня, который женился на кузине?

Она прищуривает глаза, но не раньше, чем я вижу, что она удивлена, что я читал книгу.

— Скарлетт сильная. Она умеет выживать. Она спасает себя снова и снова, никогда не признавая поражения и не полагаясь на спасителя.

— Это тебе подходит.

Ее ногти с розовым лаком постукивают по краю кристалла, который она держит в руках. Она посасывает нижнюю губу, и я представляю, как делаю то же самое.

— Я не хочу, чтобы ты съезжал, — на ее щеках появляется румянец, но она выдерживает мой взгляд.

— Скарлетт...

— Я постараюсь, хорошо? Я постараюсь.

— Это был не ультиматум, — тихо говорю я.

— Хорошо.

Она встает с шезлонга и забирается ко мне на колени, чем шокирует, заставляя застыть. Она устраивается прямо на моей промежности. Отчего я становлюсь невыносимо твердым.

— Спасибо.

— За что? — я задыхаюсь.

Она смотрит на мои красные, распухшие костяшки пальцев.

— За это.

— Я годами хотел ударить Кэмдена. Он мудак, — вру я. Кэмден Крейн — мудак. Но я никогда не думал о том, чтобы ударить его, пока не услышал, как он рассуждает о том, какая Скарлетт в постели.

По выражению ее лица могу сказать, что она знает правду, но не оспаривает ее.

— Люди будут много болтать.

— Ну и пусть.

— А твой отец не расстроится? Он ведет дела с Себастьяном Крейном.

Расстроится? Больше будет похоже на ярость.

— Вопреки тому, что думают некоторые люди, я не принимаю решения, основываясь на мнении моего отца.

Вместо ответа она целует меня. На вкус она как терпкое вино. Кислая и сладкая одновременно. Опьяняющая.

В последний раз, когда наши губы соприкасались, мы стояли в вестибюле с сотнями людей по другую сторону стены. На мне был смокинг, а на ней — белое платье. Сейчас уже середина ночи. Вокруг никого нет. Она трется у меня на коленях, одетая в шелковую ночную рубашку, которая едва прикрывает ее задницу.

Жар разливается по моим венам. Между нами вспыхивают искры, горящие намерением. Желанием, нуждой и другими всепоглощающими эмоциями, которые смывают рациональное мышление.

Обычно я не обращаю особого внимания на поцелуи. Это вежливость, остановка на пути к конечному пункту назначения. Граничащая между отчаянными прикосновениями и срыванием одежды. Но со Скарлетт я наслаждаюсь этим. Может быть, потому, что прошел месяц с тех пор, как ее губы были на моих. Целовать ее — подарок, привилегия.

Как и во всем остальном, она бросает мне вызов. Ее зубы царапают мою нижнюю губу, и я не могу сдержать вырывающийся