Мастер убийств - Дэниел Сильва

Прошагав еще несколько сот ярдов по набережной, Тарик подошел к принадлежавшей голландке барже. Это было мерзкое жилище — неуютное, грязное, пропитанное наркотическим дурманом, духом всевозможных излишеств и сексуальных извращений. При всем том это была отличная конспиративная квартира, которой он без зазрения совести пользовался, готовя очередную акцию. Простучав каблуками по палубе, он вошел в салон, где царили полумрак и пронизывающий холод. Тарик зажег лампу и включил маленький электрообогреватель. В спальне завозилась под одеялом Инге. Это была совершенно пропащая женщина, которая нисколько не походила на девушку, с какой он свел знакомство в Париже. Об этой, подумал Тарик, не пожалеет ни одна живая душа.

Тарик вошел в спальню. Инге перекатилась на постели и посмотрела на него сквозь свисавшие ей на лицо спутанные пряди светлых волос.

— Где ты был? Я уже начала беспокоиться.

— Просто ходил на прогулку. Мне нравится гулять по городу, когда идет снег.

— Который час?

— Четыре тридцать. Не пора ли выбираться из постели?

— Я могу себе позволить поваляться еще часик.

Тарик развел кипятком «Нескафе» и принес кружку в спальню. Инге приподнялась на постели и оперлась на локоть. При этом одеяло с нее соскользнуло, и он увидел ее обнаженные груди. Тарик отвел глаза и протянул ей кружку. Инге стала пить кофе, поглядывая на своего квартиранта.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась она.

— Да нет. Ничего особенного.

— Тогда почему ты отводишь от меня глаза?

Инге присела на постели и отбросила одеяло в сторону. Тарику хотелось сказать ей «нет», но он подумал, что Инге может проникнуться подозрениями к французу, отвергающему ласки привлекательной молодой женщины. Поэтому он подошел и позволил Инге себя раздеть. Через несколько минут он извергнулся в ее заповедные глубины. Правда, думал он при этом не об Инге, а о том, как будет убивать Габриеля Аллона.

* * *

После того, как Инге ушла, Тарик долго лежал в кровати, вслушиваясь в звуки двигавшихся по реке судов. Где-то через час у него разболелась голова. В последнее время его все чаше терзали головные боли — три, а то и четыре раза в неделю. Врач предупреждал его, что именно так и будет. Скоро у него перед глазами все стало расплываться от боли. Намочив под краном полотенце, он обвязал им голову, но лекарство принимать не стал — болеутоляющие притупляли восприятие и вызывали ночные кошмары: ему снилось, что он проваливается в черную бездну. Так что оставалось лишь одно: валяться на постели голландки и стараться преодолеть боль, которая через несколько часов достигла своего апогея. Тарику казалось, что ему в череп вливают по капле через глазницы расплавленный свинец.

Вальбон. Прованс

Утро было холодным и прозрачным; солнечный свет заливал окрестные холмы. Поднявшись с постели, Жаклин натянула узкие замшевые брюки, шерстяное джерси и спрятала длинные пряди своих черных волос под темно-синим кожаным шлемом. Надев солнечные очки в массивной оправе, она критическим взглядом оглядела себя в зеркале. Теперь она походила на спортивного, очень привлекательного молодого человека, что, собственно, входило в ее намерения. Сделав несколько упражнений на растяжку на полу спальни, она спустилась по лестнице в холл, где у стены стоял гоночный велосипед фирмы «Бьянчи». Выкатив велосипед во двор, Жаклин прошла по гравийной подъездной дорожке к воротам. Через минуту она уже ехала по затененной деревьями тропинке в сторону соседнего местечка.

Промчавшись по сонным улочкам городишки Вальбон, она, сбавив скорость, стала забирать вверх по крутому склону, двигаясь по дороге, выводившей к Опио. Первые несколько миль длинного подъема она неторопливо и размеренно вращала педали, разогревая мышцы, потом, переключив передачу, резко увеличила темп. Когда склон стал более пологим, она полетела, будто выпущенный из пращи камень, с силой давя на педали работавшими как шатуны ногами. В холодном воздухе разливался запах лаванды; вдоль дороги росли оливковые рощи. Когда Жаклин, выбравшись из тени оливковых деревьев, покатила по равнине, солнце стало ощутимо припекать ей спину. Вскоре она почувствовала, что вспотела.

Где-то на полпути она взглянула на таймер. Результат оказался впечатляющим: она на тридцать секунд превысила свое лучшее время на этой дистанции. Неплохо для декабря, очень даже неплохо. Объезжая двигавшиеся по шоссе машины и попеременно переключая передачи, она добралась до начала очередного довольно крутого подъема. Ехать сразу стало труднее. Теперь дыхание вырывалось у нее из легких короткими частыми толчками, а ноги горели, словно объятые пламенем. Это все из-за курения, сказала она себе, не желая давать поблажки и продолжая крутить педали. Поднимаясь по крутому склону, она неожиданно подумала о Мишеле Дювале, разозлилась, и в который уже раз мысленно обругала его свиньей. Когда до вершины холма оставалось не более сотни ярдов, она почувствовала, что выдыхается. Чтобы преодолеть склон, ей пришлось приподняться над сиденьем и, помогая усталым конечностям, давить на педали всей тяжестью тела. Но даже взобравшись на холм, она не остановилась передохнуть, и, глотнув из фляжки воды, покатила вниз. Сделав солидный крюк, она въехала в местечко Вальбон с противоположной стороны и взглянула на часы. Выяснилось, что она улучшила свой персональный рекорд на пятнадцать секунд. А все благодаря Мишелю Дювалю, подумала Жаклин.

Она вылезла из седла и, придерживая велосипед за руль, покатила его по тихим улицам старинного городка. Добравшись до главной площади, она прислонила велосипед к стене дома, купила в киоске газеты, после чего выпила в ближайшем кафе чашку кофе с молоком и съела свежий, только что испеченный круассан. Покончив с едой, она взяла велосипед и продолжила прогулку.

В конце застроенной коттеджами улицы находилась парковочная площадка и современных форм коммерческое здание. В окне висело объявление о сдаче помещения на первом этаже в аренду. Объявление висело уже несколько месяцев; это свидетельствовало, что желающих арендовать здесь полезную площадь пока не нашлось. Жаклин приставила ладонь ко лбу и стала вглядываться сквозь грязное стекло в помещение. Ее взгляду предстала большая пустая комната с деревянными полами и высоким потолком. Если разобраться, отличное место для танцзала. Жаклин не упустила возможности немного пофантазировать. Ей представилось, как она, выйдя из модельного бизнеса, открывает в Вальбоне балетную школу. Большую часть года ее посещали бы девицы из местных, но в августе, когда в Вальбон во множестве съезжались туристы, можно было бы открыть специальный класс для приезжих. Каждый день она уделяла бы несколько часов преподаванию, а в оставшееся время каталась бы на велосипеде, пила кофе и читала газеты в кафе на главной площади. Кроме того, она взяла бы себе прежнее имя, и снова стала Сарой Халеви — еврейской девушкой из Марселя. Но чтобы открыть балетную школу, требовались деньги, а заработать их она могла только в модельном бизнесе. Из этого следовало, что ей необходимо вернуться в Париж и еще некоторое время работать с такими людьми, как Мишель Дюваль. Только после этого она могла обрести свободу.