Встречай меня в полночь - Сюзанна Энок

Она улыбнулась:

— Вряд ли лорд Олторп был убежденным холостяком.

— Он? О нет. Но его вкусы, очевидно, намного скромнее, чем у его брата. — Кингсфелд поднял бокал — Вы Лисичка Фонтейн, не так ли?

— Была, — печально ответила она.

— Певчая птичка навсегда останется певчей, а Син истинный ценитель хорошеньких крошек.

— Но он совсем не похож на…

— Ну конечно, нет. И все-таки я был удивлен, увидев его опять в Лондоне, — думал, он осел в Париже с какой-нибудь французской юбкой. — Кингсфелд прищелкнул языком. — Томас всегда говорил, что никогда не знал, где объявится Синклер.

Ее это удивило. Для Томаса местонахождение Сина никогда не являлось секретом. Очевидно, он просто ничего не рассказывал лорду Кингсфелду.

Граф продолжал болтать, забыв обо всем, в то время как Виктория пыталась скрыть свое недовольство. Она не любила, когда ее перебивали… К тому же с его стороны невежливо говорить о грехах Сина.

Наконец Кингсфелд, высказав мнение о различных отелях и гостиницах Парижа, закончил свою речь и взглянул на нее.

— Может быть, мне принести пуховую подушку для вашей лодыжки? Вы очень храбро держитесь, дорогая.

— Мне удобно, спасибо.

— По собственному опыту знаю, что большинство крошек слабеют, даже если на них упадет лепесток цветка. — Он сделал еще один глоток портвейна. — Именно так. Вы что-то сказали?

В это время Син вошел в комнату с зеленой кружевной шалью в руках.

— Как твоя нога?

— Очевидно, ничего серьезного, — весело ответила Лисичка, встав на ноги и принимая шаль из рук удивленного мужа.

— Что значит «ничего серьезного»?

— Говорю же, все в порядке. Я оставляю вас наедине, чтобы вы могли поболтать.

— Но твоя лодыжка, — многозначительно сказал он.

— Я чувствую себя гораздо лучше, — скромно ответила Виктория и покинула комнату, надеясь найти Лорда Бэгглса, который, во всяком случае, заметит, находится она в комнате или нет.

Лорд Кингсфелд остался на обед, и Виктория присоединилась к мужчинам, сев за стол в самую последнюю минуту. Она ела так быстро, как только могла, намереваясь не произнести ни единого слова в присутствии графа.

— Твоя жена — прелестная птичка, — сказал Кингсфелд, улыбаясь ей, пока Майло наполнял его бокал вином. — Даже ее голосок подобен песне.

Виктория как могла старалась скрыть все возрастающее раздражение. Он явно принимал ее за идиотку. Подобно многим мужчинам Кингсфелд не видел в ней ничего, кроме лица и фигуры. Если бы она была уверена в том, что Син получил всю необходимую информацию от своего так называемого друга, она испытала бы огромное удовольствие, дав понять этому типу, как глубоко он заблуждается.

— Ты открыл Ховарт-Хаус? — поинтересовался Синклер.

— Да, как раз сегодня утром. Я не намерен проводить много времени в Лондоне в этот сезон, но не мог не откликнуться на твою записку.

— Я рад. Ты очень помог мне.

Кингсфелд улыбнулся:

— Тогда я тоже доволен и могу тебя поздравить. В наши дни так трудно найти хорошенькую и достойную жену.

Синклер даже глазом не моргнул, но Викторию затошнило от его слов. Она положила на стол салфетку и поднялась.

— Прошу прощения, джентльмены, я должна привести в порядок волосы, прежде чем мы отправимся.

— Отправитесь?

— В оперу, — пояснил Синклер. На минуту Виктория подумала, что он собирается пригласить Кингсфелда присоединиться к ним, но, к счастью, муж ограничился снисходительным взглядом, обращенным к ней. — Лисичка любит оперу.

— Да, люблю, — произнесла она сквозь зубы. — До свидания, лорд Кингсфелд.

Он встал и отвесил ей поклон.

— Леди Олторп. Надеюсь, что отныне мы будем видеться чаще.

Виктория холодно кивнула:

— Ну конечно. — «Настолько издалека, насколько это только возможно».

— Что, черт побери, происходит? — Синклер сидел напротив Виктории в экипаже, стараясь не смотреть на нее.

— Ничего. Ты узнал что-нибудь интересное от лорда Кингсфелда?

Он вздохнул:

— Да, кое-что обнадеживающее. Теперь скажи, что тебя огорчило?

Виктория нервно рассмеялась.

— Видишь ли, Синклер, твой друг прибыл в довольно… неподходящий момент.

— Пусть это тебя не волнует. Мы все наверстаем. — Он наклонился вперед, чтобы взять ее за руку и перетянуть на свое сиденье. — Я готов повторить это неоднократно, если только ты позволишь.

Виктория освободила свою руку, но других движений, чтобы ускользнуть, не делала.

— Прежде я хочу задать тебе вопрос.

— Слушаю.

— Сегодня днем ты получил письмо.

Маркиз насупил брови.

— Да. И что из того?

Она сложила руки на груди.

— Кто такая леди Стэнтон?

Господи. Он никак не ожидал, что Виктория могла ревновать его. Это что-то новенькое.

— Тебе не следует о ней беспокоиться. — Не хватает только, чтобы она начала перехватывать его корреспонденцию в поисках разгадки.

— Понятно. Тогда не жди, что и я буду что-то рассказывать тебе. — Виктория попыталась пересесть на прежнее место, но Синклер вытянул руку, пытаясь удержать ее рядом с собой — он не собирался провести еще одну ночь в одиночестве.

— Проклятие, Лисичка. Есть вещи, которые я просто не могу рассказать тебе, — пробурчал он. — Это не мой секрет.

Раздраженное выражение ее лица постепенно смягчилось.

— Все, чего я хочу, это чтобы ты был честным со мной.

— Я попытаюсь. Но и ты будь честной со мной. Что случилось сегодня? — Он снова взял ее за руку и начал целовать тонкие пальцы.

— Не надо — меня от этого бросает в жар, а я должна буду сидеть в театре и добрую половину ночи притворяться, что не замечаю тебя.

— Тебя бросает в жар из-за меня? — повторил он, почувствовав себя безмерно счастливым от услышанной новости.

— Ты прекрасно знаешь, что это так.

— Ладно, теперь ты расскажешь мне, что случилось. — Глубокий вырез ее лилового платья дразнил его, и он пробежал пальцами по обнаженной коже ее груди. — Иначе я ничего не могу обещать. — Чувствуя, что она задрожала, он наклонился вперед, касаясь ее губами.

— Синклер… не делай этого.

— Тогда поговори со мной, — прошептал он, скользнув пальцами под шелк ее декольте. Она прикрыла глаза и соблазнительно приоткрыла рот. Син засмеялся и возобновил череду поцелуев. У него кружилась голова от мысли, что он так сильно действует на Лисичку Фонтейн, и одновременно ему мешало чувство беспомощности, поскольку она с такой же силой действовала на него. Он никогда не зависел от кого-либо так, как сейчас, хотя и не знал, нравится ему это ощущение или нет.