Стратегическая необходимость - Алексей Бессонов

Лицо вице-маршала выглядело не слишком примечательным, если не считать противоестественно высокого лба с ранними, не по годам, морщинами. Лоб он, как правило, маскировал под шляпой, а глаза – серые, постоянно бегающие по сторонам, словно бы не способные к фиксации на каком-то определенном объекте, прятал за темными очками.

– Так. – Шер крайне редко здоровался с людьми – не чаще, по крайней мере, чем надевал мундир. – Сенатор, я готов выслушать ваши новости.

– Мои прогнозы самые пессимистичные, – пропел своим нежным контральто Блиммер. – Боюсь, что проект военного бюджета, предложенный нашей фракцией, будет провален в первом же чтении. Обстановка, к сожалению, накаляется. Никто, даже Шэттак, не желает слышать о новых расходах. Партия Шэттака в основном сражается с левыми. А промышленники, разумеется, думают только о налогах.

– От крысы Шэттака я ничего другого и не ждал, – спокойно произнес Шер, опускаясь в кресло.

Из бокового кармана его пиджака почти незаметно появилась очень дорогая трубка с янтарным мундштуком, и небольшой кисет. Тонкие, длинные, женственные пальцы маршала несколькими движениями набили ее черным табаком, из рукава возникла золотая зажигалка, и вот неспокойные серые глаза исчезли в облаке ароматного белого дыма.

Ди Марцио понял, что сейчас чихнет.

«Выродок, – сказал он себе, сверля глазами ковер. – Ведь ты выродок, сукин сын. Ты посмотри на свою рожу, ты же ходячий генетический дефект. И почему я должен сидеть и выслушивать твои дебильные идеи, которых никто, кроме тебя самого, не понимает и не поймет никогда, потому что это идеи шизофреника, дебила, недоноска!..»

– И эти люди берутся решать судьбы человеческой расы, – фыркнул голос Шера из дымовой завесы. – Господи, ну что за мерзавцы! Лавочники и дешевые ростовщики, неспособные воспринять решительно ни одной идеи, так или иначе связанной с их же собственным будущим. Им не интересно не то что послезавтра, хуже, – этой толпе неважно, что случится завтрашним же утром. Они живут только сегодняшним днем.

– Промышленной партии нужно как можно меньше налогов и как можно больше рабочих рук, – отозвался Блиммер. – Левые запутались окончательно, потому что в условиях дефицита рабочих рук довольно странно пытаться высидеть из довоенных лозунгов хоть что-то, но тем не менее они активны: по крайней мере, в этом созыве. Если бы выборы были не через два года, а сейчас, в Сенат прошло бы от силы три левых.

– Левые! Вот кого надо бы вообще перевешать, как собак! – рявкнул Шер. – Десятилетия сидеть на сокращенных военных программах, а потом укладывать миллионы людей в каждой вшивой операции. Что-то я не помню, кто из наших радетелей справедливости отправился добровольцем! Но это, – его голос опустился так же неожиданно, как минуту назад взлетел к потолку, – все частности. Наши фонды достаточно велики, и похоже, что нам даже не удастся вычерпать их до конца. По крайней мере, в течении этого года…

«Вот интересно, – неожиданно подумал генерал Годар, – а что бы сказали их милости сенаторы, случись им узнать, что две маленькие, но хорошо оснащенные верфи уже три года гонят целую серию непонятно чьих кораблей, каждый из которых способен переколотить половину горшков на кухне у любого противника в галактике? И на чьи деньги это делается? На деньги маршала Шера? А кто он для них такой? Да, по сути, и никто…»

– Если задача останется неизменной, – подал голос Эйген Керс.

Шер повернулся к нему – взгляд маршала был, как всегда, абсолютно, непоколебимо равнодушным, водянистые голубые глаза казались неживыми. Шер медленно поскреб ногтем кончик носа и кивнул.

– Модификации, конечно, возможны.

– И если мы не ошиблись со сроками, – все так же, словно в воздух, добавил Керс.

Ди Марцио понял, что сегодняшний день окончательно следует занести в черный список. С утра ему не давала покоя аллергия, причиной которой являлась мелкая, но совершенно неизлечимая инфекция, подхваченная им по лейтенантской юности на одной далекой планетке, название которой он старался вспоминать пореже. Наличие в зале проклятого папоротника сделало зуд в носу невыносимым. Он чувствовал, что вот-вот чихнет, но никак не мог разрешиться от этого бремени, непроизвольно ерзая в кресле, как школяр перед экзаменатором.

«Лучше б я тогда застрелился, – подумал он, глядя, как Шер покачивает зажатой в правом кулаке трубкой. – Ну что б они со мной сделали, ну что? Ну не разжаловали бы ведь… ну, вставили б фитиль, так что, я первый такой? Ну, отстранили бы… проклятье, если б я знал, чем все это кончится, я пошел бы на все – и на разжалование, и на отстранение, и хоть под трибунал бы пошел, а потом застрелился к чертям, и вся недолга. Так нет, сиди тут теперь, слушай… вот странно, почему же он все-таки не педик? По всем законам природы такие ублюдки просто обязательно должны быть педиками, а вот поди ж ты – ходок тот еще, бабы с ума сходят. А вот интересно, – Ди Марцио неожиданно посетила мысль, заставившая его вмиг забыть про зудящий нос, – как бы они верещали, если б узнали, с кем спят на самом деле? То-то смеху было бы! Представить, – баба, вдруг усирающаяся от ужаса… прямо под ним, ублюдушкой…»

Ди Марцио, тогда еще довольно молодой генерал из разведслужбы ВКС, крепко прилип посреди войны, во время проведения операции «Зеленое сердце», стоившей Десанту ста сорока тысяч человек при весьма сомнительном результате. В сущности, ошибка Ронни заключалась всего лишь в том, что он не потрудился лично разобрать представленный ему анализ разведданных, но, как это часто бывает, восьмидесятилетние стратегические умы, спланировавшие заранее провальную и главное – ненужную операцию, шустренько нашли юного и безответного виновника торжества. Ди Марцио уже готовился загреметь под трибунал, (собственно, вопрос был лишь в том, застрелиться ему до или после трибунала, так как жить с сорванными погонами он – тогда! – не смог бы), но вдруг ему сделали более чем интересное предложение, от которого он не смог отказаться. Так он попал в орбиту мало кому известного генерала Шера.

О, Шер многое мог, умел, и делал это улыбаясь.

Задолго до войны он знал, с кем придется воевать. Он знал, как будет выглядеть течение первого периода войны. Он мог четко предсказать, какие именно ошибки будут совершены тогдашним руководством стратегических служб Конфедерации, и в какую кровь они обойдутся.

Он вполне ясно представлял себе и переломный период, несколько теряясь лишь в финале. Чего он тогда никак не предполагал, так это итогов войны, но всему, как известно, свое время.

Самым ужасным было то, что молодой лейтенант, потом капитан и майор Генри Шер прекрасно понимал: слушать его не станет ровным счетом никто, за исключением двух-трех старых маньяков пенсионного возраста, уходящих на покой в презренных капитанских эполетах – когда другие трещали языками, эти парни думали… и вот старательный тихоня Генри, тогда еще просто серый, а не феерически лживый и высокомерный, стал собирать документы. Он собирал буквально все. Там, где не мог раздобыть оригинал решения, находил достоверную копию. С терпением скарабея, толкающего в бесконечность свой катышек дерьма, он собирал и собирал… пока не закончилась война. Тогда вдруг выяснилось, что у него есть все – и на всех.