Жизнь способ употребления - Жорж Перек

Для выяснения обстоятельств двойного убийства в Шомон-Порсьен был назначен комиссар из Ретеля. Его расследование длилось от силы неделю и только еще больше сгустило тайну, окутывающую это темное дело. Как было установлено, убийца, чтобы проникнуть в дом Брейделей, не взламывал входную дверь, а воспользовался, вероятнее всего, дверью в кухню, которая почти никогда, даже ночью, не запиралась, и вышел тем же путем, но теперь уже закрыв за собой дверь на ключ. Орудием убийства стала бритва, или скорее скальпель со складывающимся лезвием, который убийца, вне всякого сомнения, принес и уж во всяком случае унес с собой, так как в доме не нашли никаких следов, как, впрочем, не нашли ни отпечатков, ни улик. Преступление было совершено в ночь с воскресенья на понедельник; точное время установить не удалось. Никто ничего не слышал. Ни крика, ни шума. Скорее всего, Франсуа и Элизабет были убиты во сне, и так быстро, что даже не успели оказать сопротивления: преступник перерезал им горло с такой ловкостью, что, согласно первым заключениям полиции, он мог быть профессиональным убийцей, мясником с бойни или хирургом.

Все эти обстоятельства явно указывали на то, что преступление было тщательно подготовлено. Но никто — ни в самом Шомон-Порсьен, ни за его пределами — не мог представить себе, чтобы кто-то захотел убить таких людей, как Брейдель и его жена. В деревню они приехали чуть больше года назад, откуда переехали, никто точно не знал, возможно, с юга, но уверенности в этом не было, и казалось, что перед тем, как здесь обосноваться, они вели скорее странствующий образ жизни. Допросы родителей Брейделя, живших в Арлоне, и Веры де Бомон не добавили ничего нового: так же, как и мадам де Бомон, Брейдели уже долгие годы не получали никаких известий от своего сына. Запросы сведений с фотографиями двух жертв были разосланы повсюду во Франции и за границей, но также оказались безрезультатными.

В течение нескольких недель общественное мнение было страстно увлечено загадкой, над которой бились десятки доморощенных мегрэ и жаждущих сенсации журналистов. В этом двойном преступлении усматривали отдаленную связь с делом Базуки, поскольку, по мнению некоторых, Брейдель был сообщником Ковача; сюда впутывали ФНО, «Красную руку», рексистов и даже вспоминали о темной истории с претендентами на трон Франции, ибо некий Состен де Бомон, гипотетический предок Элизабет, оказывался ни больше, ни меньше, как внебрачным, но узаконенным сыном герцога Беррийского. Затем дело застопорилось; следователи, хроникеры, детективы-любители и прочие любопытные отступились. По итогам следствия, вопреки очевидным фактам, было объявлено, что преступление совершил «какой-нибудь бездомный бродяга с неуравновешенной психикой, каких еще немало в городских предместьях и на сельских окраинах».

Возмущенная этим вердиктом, не разъяснившим ей то, что она полагала вправе знать о судьбе дочери, мадам де Бомон попросила своего адвоката Леона Салини, чей интерес к криминальным происшествиям был ей известен, взять расследование в свои руки.

Несколько месяцев Вера де Бомон почти не получала от Салини новостей. Время от времени он отправлял ей лаконичные почтовые открытки, информируя о том, что не теряет надежду и продолжает вести поиски в Гамбурге, Брюсселе, Марселе, Венеции и т. д. Наконец, 7 мая 1960 года Салини приехал к ней лично.

— Все, — сказал он, — и в первую очередь полицейские, понимали, что супруги Брейдель были убиты за то, что они когда-то сделали, или в результате того, что с ними случилось. Но до сего дня никто так и не сумел выявить никаких зацепок, которые позволили бы направить расследование по какому-либо определенному следу. На первый взгляд жизнь четы Брейдель просматривалась совершенно ясно, несмотря на заметную склонность к переездам в первый год после женитьбы. Они встретились в июне 1957 года в Баньоль-сюр-Сэз и через шесть недель поженились; он работал в Маркуле, она незадолго до этого устроилась работать официанткой в ресторане, куда он приходил ужинать каждый вечер. В его холостой жизни не было ничего таинственного. В маленьком городке Арлоне, откуда он четыре года назад уехал, его считали хорошим рабочим, в будущем бригадиром и даже, возможно, мелким начальником; но найти работу ему удалось только в Германии, точнее в Сааре, в Нейвайлере, деревушке под Саарбрюкеном; затем он перебрался в Шато д’Окс, в Швейцарии, а оттуда — в Маркуль, где взялся строить виллу для одного инженера. Ни в одном из этих мест с ним не случалось ничего достаточно серьезного, чтобы за это его через пять лет убили. Похоже, единственной историей, к которой он оказался причастен, была драка с военными после танцевального вечера.

В отношении Элизабет дело обстоит совсем иначе. В период между ее отъездом из вашего дома в 1946 году и приездом в Баньоль-сюр-Сэз в 1957 году о вашей дочери неизвестно ничего, абсолютно ничего, если не считать того, что хозяйке ресторана она представилась как Элизабет Лёдинан. Впрочем, все это было установлено при официальном дознании, и полиция безуспешно пыталась выяснить, что именно Элизабет могла делать в течение этих одиннадцати лет. Они изучили не одну сотню досье. Но так ничего и не нашли.

На этой безосновательной стадии дела я и взялся за расследование. Моя рабочая гипотеза или, точнее, мой исходный сценарий заключался в следующем: за несколько лет до замужества Элизабет совершила серьезный проступок, в результате чего была вынуждена сбежать, а затем скрываться. Сам факт ее замужества означает то, что в тот момент она посчитала себя окончательно избавленной от угрожающей ей мести со стороны человека, которого она имела все основания бояться. Однако через два года месть осуществилась.

В общем, ход моих рассуждений был логичным; оставалось лишь заполнить пробелы. Тогда я и предположил, что ответ может быть найден, если событие оставило хоть какой-то ощутимый след, и я решил прошерстить всю ежедневную прессу с 1946 по 1957 год. Эта работа была нудной, но выполнимой: я нанял пятерых студентов, которые подбирали в Публичной библиотеке все статьи и заметки, где речь шла — прямо или косвенно — о женщине от пятнадцати до тридцати лет. Как только находилась заметка о происшествии, отвечающем этому основному критерию, я предпринимал более тщательное расследование. Так, я изучил несколько сотен случаев, соответствующих первой фазе сценария; например, некий Эмиль Д., управляя небесно-голубым «Мерседесом», в котором сидела молодая блондинка, сбил на участке дороги между Парантисом и Мимизаном австралийского туриста, который путешествовал автостопом и просил его подвезти; или во время драки в баре Монпелье проститутка по имени Вера изрезала разбитой бутылкой лицо некоему Люсьену Кампену по прозвищу «мсье Люлю»; эта история мне очень понравилась, особенно из-за псевдонима «Вера», который более чем странно характеризовал бы личность вашей дочери. К моему разочарованию, господин Люлю сидел в тюрьме, а Вера, живая и невредимая, заведовала галантерейной лавкой в Паленсаке. Что касается первой истории, то и она закончилась быстро и неправильно: Эмиля Д. арестовали, осудили и приговорили к крупному штрафу и трехмесячному заключению условно; личность его спутницы скрыли от прессы из-за боязни скандала, так как это была законная супруга действующего министра.