Кармелита. Роковая любовь - Олег Кудрин

— Я-то трезвый. Потому меня мыслишка одна и осенила. А уж не ты ли подослал ко мне эту цыганочку? А?

Впервые в жизни Максим посмотрел на друга (на друга ли?) с недоумением. Антон ли это? Что с ним сейчас случилось? Или он всегда таким был? Но как же можно было столько лет не замечать всей этой гнильцы?

— Антон… Ты… ты хоть понимаешь, что говоришь?

— А-а… Правда глаза колет. Может, ты и вправду им продался?

— Дурак! Просто я хотел, чтобы ты дров не наломал. Как обычно.

— По какому праву ты мешаешь мне жить, как я хочу?

— Да никто тебе не мешает. Я хотел помочь тебе… по-дружески.

— Не тебе указывать мне, что и как делать. Не настолько мы близкие друзья…

— О чем ты, Антон? Близкие… далекие… Думаю, что с этой минуты мыс тобой вообще не друзья. Прощай!

Максим вышел из гостиной…

На душе у Антона стало мерзко. Кажись, перестарался. Пожалуй, Максим не заслуживал того, что он сказал.

Но рюмка виски быстро вернула прежнее боевое настроение. «Не забывай, дружище, бизнес суровая штука!» Интересно, как там Игорь, нашел бульдозер или нет? По дороге еще пришлось отбиваться от мамы с ее вечным нудным: «Что, куда, зачем?».

Но Антон уже не обращал внимания на эти мелкие преграды. Потому что верил в свое светлое предпринимательское будущее. А оно сейчас ассоциировалось с мощным, напористым бульдозером.

* * *

Тень совсем накрыла Сашку. Показалось, что она заняла весь мир. И в нем для бедного конюха не осталось ни лучика света.

Страх заморозил сердце и наэлектризовал волосы.

И вдруг… Каким-то непонятным образом тень превратилась в Марго!

Сашка шумно выдохнул воздух, как конь после хорошей пробежки.

— Маргоша… Как же ты меня напугала!

— Вот уж не думала, что цыгане могут чего-то бояться…

Нет, тут она, конечно, права. Сашка сам ее не раз в этом убеждал.

— Нет, ну ты меня не поняла. Вообще-то я не трус… Просто прикорнул. А тут шаги, тень… В общем, спать одному — это не по мне, — Сашка, признаться, и сам удивился такому неожиданному финалу, но Маргоше он, кажется, понравился.

— Значит, ты бабник? — сказала она, скорее с удовольствием, нежели с обличением.

— Бабник?.. Да у меня до тебя, можно сказать, ни одной женщины и не было.

— Сказать-то можно, — лукаво улыбнулась Марго. — Да кто ж тебе поверит? Опять же, говоришь, один спать боишься? А?

— Красавица моя, я же конюх… — нравоучительно напомнил цыган.

— А какая здесь связь?

— Не понимаешь?

— Не понимаю. Поясни…

— Очень простая. Обычно я ночую на конюшне, а там лошади. Родные души…

— И что?

Сашка закатил глаза и заговорил с такой искренней нежностью!..

— Не понимаешь? Это же ло-ша-ди… Они… как тебе сказать… они такие… такие…

— Какие? — спросила Маргоша, подступая к Саше.

— Такие… как женщины. У каждой свой характер… Вот придешь ко мне на конюшню… Я тебя с каждой из них познакомлю. И сейчас познакомлю, только с чем-то другим, — и Сашка завалил Марго на топчан, мысленно благодаря Баро за то, что придумал такое хорошее дежурство.

* * *

К ночи в камере похолодало. Попросили у надзирательницы одеяла. Та отказала. Но Рубина оказалась просто волшебницей, в минуту разговорила внешне суровую милиционерку. Про жизнь рассказала, про болезни (даже диагноз поставила!), про семью. И вот уж надзирательница сама притащила два одеяльца.

Закутались, стало хорошо и тепло. (Насколько хорошо и тепло может быть в камере.)

Олеся разговорилась. А Рубина, не глядя на нее, но внимательно слушая, высунула из одеяла руки и начала раскладывать карты.

— …Вот, и работала я в фирме бухгалтером, — продолжала Олеся неспешный рассказ. — А потом в один момент меня взяли да уволили…

— Да, король тут при дороге… — сказала Рубина, как будто невпопад.

— …Но через неделю я узнала, что начальник за бугор свалил…

— А тебя, красавица, под белы рученьки — и в казенный дом… — на этот раз совершенно к месту сказала цыганка, глядя на карты.

— Точно… а теперь по документам получается, что я украла крупную сумму. А я этих денег и в глаза не видела. И про подпись не знаю, то ли он ее подделал, то ли в какой-то момент бумагу не ту подсунул. Но никто мне теперь не верит.

— Верит, милая! Я верю! По всему выходит — твоя правда… Вижу, как ты документ подписываешь, а бес твоей рукой водит.

Только тут Олеся заметила, что Рубина на нее гадает.

— Какой бес?

— Вот этот… вот он… — гадалка показывала Олесе трефового короля. — Красавец, чернявый, средних лет. Сама думай, кто он.

Олеся задумалась. Но, похоже, не только о короле.

— А ведь я раньше совсем в гаданье не верила. И цыган боялась.

Рубина улыбнулась.

— Люди, они все разные. Цыган плохих тоже много. И не цыган плохих хватает… Вот твой трефовый — не цыган, а как тебя окрутил: имени доброго лишил, в тюрьму посадил… И какую еще тебе подлость устроит, неизвестно.

Олеся только согласно кивнула головой.

* * *

Баро с Бейбутом встретились так, как будто никогда и не ссорились. Пожали друг другу руки, обнялись и сразу заговорили о деле.

— Знаешь, Бейбут, — сказал Баро, — мне кажется, что это провокация.

— Да что ты! Просто ошибка какая-то. Кому нужна провокация против старухи?

— Дело даже не в Рубине… на ее месте мог оказаться любой из табора… Они хотят очернить нас… Ты знаешь, где наше старое кладбище?

— Покажи мне цыгана, который не знает, где под Управском, у Зубчановки, на перекрестке кочевых дорог, стоит цыганское кладбище.

— Так вот, один бизнесмен, Астахов, собирается на его месте построить коттеджи и развлекательный центр.

— Что?!

— То! Я попробовал ему помешать. И Рубину тут же арестовали. Теперь связь видишь?

— Стало быть, под шумок хотят… Ничего святого у людей нет…

— Вот я и пришел к тебе за помощью.

Лицо у Бейбута просветлело:

— Брат, что ж мы ссоримся, чего-то пыжимся?.. Мы же, мы же…

И не зная, как сказать то, что переполняет душу, просто крепко обнял Зарецкого.

— Да, ладно, ладно, — сказал Баро с напускной строгостью. — Что ты? Оставь. А то, как бабы, рассопливились. Давай лучше подумаем, что дальше делать. Я вот Сашку отправил на кладбище дежурить. А сейчас думаю — он один, не маловато ли?