В стране бескрылых - Анна Соло

заворотить, там полпиво варят приличное. Я угощу.

Всё так же без единого слова Идрис перешёл на шаг, провёл ладонью по груди и шее своего коня, а потом свернул с тракта в поле и просто пошёл в темноту, в сторону, противоположную заманчивым огням ближнего сельца. Благослав, хмыкнув, свернул следом. В паре перестрелов от дороги Идрис вдруг остановился, ослабил коню подпруги и отпустил его пастись. А сам чуть примял высокую траву на взгорочке и улёгся на неё.

— Эй? — несколько встревоженно позвал Благослав, подъехав вплотную и свесившись с седла. Ответа ожидаемо не последовало: Идрис спокойно лежал на траве, расслабившись и закрыв глаза, и отдыхал, словно был один в целом свете. Благослав тоже спешился, присел рядом и сказал примирительно:

— Да ты на меня не дуйся, я ж так, не со зла. Просто помочь хотел.

— Почему ты решил, что я сержусь? — неожиданно отозвался Идрис. Но глаз не открыл.

— А что ещё можно подумать? Улетел, как ужаленный, и не разговариваешь.

Идрис сел и устало, грустно посмотрел княжичу в глаза.

— Не бери это на свой счёт. Мне так редко выпадает возможность побыть в одиночестве, что я ценю эти мгновения больше алмазов.

Благослав кивнул:

— А я, значит, влез, как свинья, и мешался. Понимаю. И из-за этого ты не пошёл в крепостицу на ночлег?

— Не только. Нет смысла ждать открытия ворот. Ограда ведь не бесконечна, я объеду её берегом Изени, и встречу рассвет на Задворках.

— Скажи-ка честно: ты стараешься ради прелестей моей сестрички или из страха перед собственным папашей?

Идрис снова наглухо замолчал.

— Ладно, ладно, понятно, что у вас такое не принято обсуждать. А всё-таки твой папаша — это нечто. Все эти молитвы, ежедневные формы с оружием и в конном строю… Я бы от такого давно смылся, куда глаза глядят.

— А куда? — вдруг спросил Идрис.

— Что «куда»?

— Куда глядят твои глаза, княжич Благослав?

— Просто Благ, хорошо? А то я чувствую себя каким-то напыщенным болваном. Дал же родитель имечко, прости Маэль… Я бы уехал в Элорию и поступил учеником в одну из закрытых школ фехтования. Учиться по-настоящему, понимаешь? Не талдычить изо дня в день одни и те же всем известные формы, а заслужить право узнать древние секреты школы, стать мастером клинка… Но теперь мне по-любому ничего не светит: кому нужен однорукий калека. И так-то пришлось самому переучиваться с азов, разрабатывать левую руку.

— Как это вышло? — спросил Идрис, скользнув взглядом по зашитому правому рукаву Благославова кафтана.

— Пустяки, дурацкая стычка. Ящер бы побрал того докторишку… Кто ж знал, что он окажется столь прытким? А впрочем, я и сам виноват, нечего было лезть под юбки ко всяким загридинским дурам. Все бабы одинаковы: сперва поманит, а потом в крик. Ну, ты знаешь, о чём я, — Благослав многозначительно покосился на Идриса, и, наткнувшись на абсолютно непонимающий взгляд, тут же спросил насмешливо: — Или у вас, в горах, такого до обручения знать не положено? Да ты вообще бабу хоть раз без рубашки видал?

— Видал, и не раз, — ответил Идрис резко, поднялся с земли и свистнул своему коню.

— Ну вот, опять надулся, как мышь на крупу. Кравотынское Высокогорье — край унылых зануд. Эй, ты куда?

Но Идрис не пожелал отвечать. Вскочив в седло, он молча направил коня к темнеющему неподалёку краю Дикого леса.

— Да и Ящер с тобой, — буркнул Благослав и отправился ловить свою лошадь.

Это оказалось не самым простым делом: взятый в Срединном посаде конь не спешил подпускать к себе малознакомого всадника. Благославу пришлось изрядно побегать, прежде чем он сумел схватить хитрую скотину за повод. Наконец, поднявшись в седло, он собрался повернуть к Рискайскому посаду и уже всерьёз раздумывал над тем, какую бы лапшу навесить на уши стражу у ворот, чтобы тот впустил его внутрь до рассвета. Но вдруг из темноты, как раз с той стороны, куда уехал Идрис, раздались звуки боя: свист стрел, заполошный пререстук конских копыт, звон металла о металл…

Не колеблясь ни мгновения, Благослав выхватил саблю из ножен и с громким воплем «Геть, козлы!» ринулся к опушке. Всё оказалось предельно просто. Увидев Идриса, разбойники, спокойно покуривавшие под деревьями в ожидании утра, едва не обалдели от радости: одинокий путник сам лезет в их логово во время, когда стража видит десятые сны! Правда, кольчуга на незнакомце оказалась куда лучше, чем понадеялись лесные работнички. Вскользь получив охотничьей стрелой по груди, Идрис первым делом спрыгнул с седла и отпустил коня. Агат привычно отбежал в сторонку, а его хозяин вытащил из ножен меч и кинжал и приготовился дорого продать свою жизнь. Однако компания под деревьями тоже была настроена решительно, и кто знает, чем бы закончилась схватка, не подоспей на выручку Благослав. Врезавшись в свалку, он сразу смёл с ног конём одного из разбойников, зацепил саблей по шее другого, а потом протянул Идрису руку. Тот вскочил на конскую спину позади седла, и через миг они уже мчались прочь по лесной тропе, а за ними с громким ржанием скакал верный Агат.

Их не преследовали. Чуть отъехав от разбойничьей засады, они притормозили, и Идрис, к великой радости Благославова коня, пересел на собственную лошадь. Уже с седла он поклонился своему спасителю, как старшему, и сказал:

— Отныне я твой должник. Прости мою прежнюю непочтительность, брат.

Благослав небрежно отмахнулся, поторапливая коня.

— А, не парься, братишка. В лесу иначе нельзя: нелюди по одному сожрут. Кстати, беру назад все свои слова насчёт ваших утренних упражнений. Ты молодец. Кого другого успели бы в лоскуты порвать.

— Позволь не согласиться. Не было там ничего опасного. Пятеро хмельных дураков без доспехов, дубинка, скверный охотничий лук, два кинжала да старая полянская сабля. Не подоспей ты, они, скорее всего, просто оставили бы меня в покое, позволили пройти. И трое из них остались бы живы.

​Примечания:

​​​​* Подперсье - нагрудник, часть конского снаряжения, ремень, охватывающий грудь лошади спереди и удерживающий седло от сползания назад при езде на подъёмах.

** Свояк - муж сестры.

*** Слово "наглый" прежде использовалось в значении не только "нахальный","дерзкий", но и "быстрый", "внезапный".

**** Поле под чёрным паром - это земля, свободная