Сын чародея с гитарой - Алан Дин Фостер

Наконец в коридор прокралась троица охранников, рты и ноздри они защищали импровизированными масками. Вытолкав полуобморочного Киммельпата, надзиратели вернулись за коматозными коллегами. В вестибюле царил сущий хаос, паническая какофония была слышна даже в камере.

Выдры, измученные, но возбужденные, решили передохнуть.

– Это заставит клепаных сурков задуматься! – воскликнул удовлетворенный Сквилл. – Интересно, как они собираются реагировать на нашу маленькую вечеринку?

Банкан крепко зажимал нос, а ртом старался дышать через раз.

Выглянув в коридор, он сказал:

– Как бы ни реагировали, надеюсь, они не заставят себя ждать. Здесь жарко, и у меня проблемы с вестибулярным аппаратом.

– Эй, Банкинс, – встревоженно окликнула его Ниина, – тока не говори, что это из-за нас.

– Признаться, я сомневаюсь, – раздался из угла голос растерянного купца, – что такого же ужасающего результата можно добиться чаропением.

Он слабо повел лапой, указывая на загаженный пол.

– Ты, шеф, ваще поаккуратней с комплиментами. – Сквилл ухмыльнулся.

– Между прочим, мы это все экспромтом.

– Они идут, – предупредил стоявший у решетки Банкан.

Возвращалась комендантша. Брела, спотыкаясь и шатаясь, поддерживаемая (если не сказать подталкиваемая) сзади. Самоуверенность крысы пребывала в таком же беспорядке, что и еще недавно чистейший мундир. Она прижимала к пасти носовой платок, и ее вытянутая, заостренная морда была решительно зеленой. Это неудивительно, учитывая, что в тюрьме, как и во всем городе, стояла влажная жара.

Комендантша доплелась до середины коридора, и там ее силы и отвага иссякли.

– Я… – Вместе с этим словом из пасти вырвалось хриплое бульканье.

– Я имею честь сообщить, что по вашему делу вынесено судебное решение.

Ниина подмигнула Банкану.

– Чувиха, ты не шутишь? – невинно осведомился Сквилл.

– Не шучу. По великодушному приговору суда Гигрии и по особому распоряжению Совета Пречистых вам дозволено снова вступить во владение вашим имуществом и беспрепятственно покинуть территорию общины, не понеся абсолютно заслуженного наказания.

Ниина прислонилась к решетке.

– Не, ну надо же, до чего добренький народ! Ей-ей, уже и сваливать неохота. А ты, Банкльвит, че скажешь? Можа, еще здесь потусуемся?

– Нет! Нет! Нет! – затараторила, не дав Банкану открыть рот, комендантша. – Специально для вашего прохождения улицы очищены от пешеходов и транспорта. Во всех домах будут закрыты двери и ставни.

Немедленно забирайте свое имущество и уезжайте!

Банкан сощурился, глядя на дрожащую крысу.

– Сомневаюсь, что мы уйдем так просто. У меня такое чувство, будто вы должны нам за причиненные неприятности. За обвинение в преступлении, которого мы не совершали. И за эту кутузку.

Он умолк. Его настойчиво тряс Граджелут.

– Если не возражаете, я посоветую больше не испытывать судьбу, – прошипел торговец. – Надо побыстрее выбираться отсюда.

Банкан улыбнулся и прошептал:

– Я знаю. Просто люблю дергать тигра за хвост.

– Необычный фразеологический оборот.

– Из набора моего отца.

Граджелут подошел к решетке, замахал лапами на раздраженную комендантшу.

– Прекрасно. Мы принимаем ваше предложение. Открывайте дверь. Мы готовы немедленно уехать. – Он повернулся к выдрам. – Конечно, сам бы я предпочел более приличный метод воздействия, но, положа лапу на сердце, меня вполне устраивает результат. Постарайтесь никого не испачкать по пути к свободе.

– Да ладно, шеф, расслабься, – процедил Сквилл. – Я вряд ли сумею, даже ежели захочу. Брюхо совсем пустое.

На цыпочках, как балетный танцор или разведчик на минном поле, комендантша приблизилась к клетке и забренчала большим узорчатым ключом. После долгого лязганья и клацанья дверь распахнулась.

Пошатываясь, крыса следила за выходом заключенных из камеры. Банкану было почти жаль ее.

Сквилл задержался и выдохнул прямехонько крысе в морду:

– А как насчет охраны?

– В вестиб… – Крыса обморочно зашаталась. – В вестибюле никого нет. Все двери и решетки открыты. Это же относится к окнам и остальным отверстиям. А теперь я вас умоляю: уходите!

Чтобы не упасть, она схватилась за решетчатую дверь.

Вскоре пленники убедились, что уверения крысы столь же искренни, как и ее тошнота. Безлюден был и широкий бульвар, и площадь с дивно разукрашенным фонтаном. Они быстро шагали по белой мостовой, и Банкан чувствовал пристальные взоры. За чужеземцами напряженно следили сквозь щели в ставнях и приотворенные на волосок двери.

– Не, кореша, вы тока гляньте! – ерничал Сквилл. – Они ж нас боятся до смерти! Да мы, ежели б захотели, всех этих клепаных горожан выгнали бы на фиг.

– Вероятно, наши действия сочтены не только возмутительными, но и невыносимыми. – Граджелут пыхтел, возглавляя шествие. – Но мы еще не в безопасности. Берегитесь натянутых луков и отравленных дротиков.

– Да не, шеф, ниче такого они не посмеют, – уверенно проговорил выдр. – Побоятся, что мы на них плюнем.

Они миновали гостиницу, чьим кровом так и не удалось воспользоваться (да и не было шансов – все двери оказались на запоре, а окна – за ставнями) и свернули на улицу, что вела к брошенной кибитке Граджелута. Зеленщица сбежала, оставив товар, исчезли и ее коллеги. Шум и гам, встретившие путешественников по прибытии в город, стихли, на улицах царила гробовая тишина. Судя по всему, местные власти должным образом оценили старания Сквилла и Ниины.

Без сожалений покидали путники белую стерильную Гигрию. Никем не преследуемые, оставили они позади крепостную стену. Ни мстительные охранники, ни страдающие от тошноты волшебники не попадались на глаза.

Было ясно, что у чистюль, образно выражаясь, кишка тонка тягаться с изобретательными чужеземцами.

Отъехав подальше, странники остановились на тенистой полянке среди орешника, чтобы искупаться в чистом прохладном ручье. Банкан расслаблялся на мелководье, а близнецы веселились на глубине.

Граджелут тряпочкой тщательно вычистил и вымыл мех, а затем причесался квадратной щеткой величиной с его ладонь.

Когда выдры накупались вдоволь, путники обсохли и оделись, а потом набрали с бушель спелых орехов. Это совсем не было лишним, поскольку в городе запастись продовольствием не удалось. Граджелут снова расположился на козлах, и повозка тронулась на северо-запад.

Миновала неделя, и травянистые, в крапинах кустов, равнины уступили место отрогам неизвестного горного хребта. Тропинок было не видать, и пришлось осторожно объезжать валуны и прочие неровности. Ящерицы шипели от натуги, неистово мотали головами и били хвостами, но купец вполне сносно держал их в подчинении с помощью вожжей и отрывистых команд.