История из Касабланки - Фиона Валпи

Я быстро бросаю взгляд через комнату туда, где Том громко смеется над словами Тео. Его стакан почти пуст, и он с готовностью подставляет его, чтобы наполнить, когда к нему протягивают бутылку виски. Похоже, сегодня снова домой нас отвезу я, так как к концу вечера он будет не в форме. Я прикусываю губу, молясь, чтобы ужин подали поскорее.

Кейт замечает мое беспокойство и слегка похлопывает меня по руке, включая меня в разговор, интересуясь, как я себя чувствую с тех пор, как мы в последний раз встречались за обедом.

– Нервная система здесь немного в шоке после Англии, правда? Ты чувствуешь, что начинаешь осваиваться? Мне, помнится, потребовалось около года, прежде чем я начала чувствовать себя в Касе более или менее в своей тарелке.

Благодарная за ее доброту, я упоминаю, что немного занимаюсь волонтерством в центре для беженцев, и она разворачивается ко мне, проявляя искреннюю заинтересованность.

– Я ничего не слышала об этом месте, – говорит она. – Как ты там оказалась?

Я рассказываю ей о встрече с месье и мадам Хабиб и о том, как они помогли мне в полной мере осознать существующий вокруг нас гуманитарный кризис.

– Хотя я не делаю ничего особенного, просто немного читаю детям. Другие добровольцы действительно делают большу́ю работу, пытаясь поддержать тамошних женщин.

Мэй тоже начинает прислушиваться к нашему разговору.

– Это интересный проект, – говорит она. – Кейт, ты помнишь, во время нашей последней встречи Аннеке говорила, что слышала об этом? – Она слегка отворачивается от Сюзетты и спрашивает меня: – Ты знаешь, как центр финансируется?

– По-моему, в основном частные пожертвования, – отвечаю я. – Они пытались получить правительственный грант, но их заявки продолжают отклоняться. Полагаю, что для такой деятельности требуется много усилий. Я знаю, что они благодарны за все, что получают. – Книжки с картинками, которые я купила в дополнение к потрепанной коллекции, были приняты так, словно это бесценные сокровища, и одна из женщин поспешила найти новую коробку для их хранения.

Сюзетта нетерпеливо постукивает длинными красными ногтями по бокалу.

– Я уверена, что подобные инициативы имеют благие намерения, но вы действительно считаете, что мы должны поощрять этих людей? Несомненно, им было бы лучше вернуться в свои собственные страны, вместо того чтобы из-за неспособности себя прокормить взваливать это бремя на других.

Очень осторожно, чтобы не расплескать напиток, потому что мои руки внезапно затряслись от гнева, я опускаю свой стакан на угловой столик рядом, а затем поворачиваюсь к ней лицом. «Держи себя в руках!» – про себя говорю я и очень стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно.

– У них нет возможности оставаться в своих собственных странах. Они теряют там свои семьи, часто становясь свидетелями того, как их родных жестоко пытали и убивали. Можете ли вы представить, как это страшно – рискнуть проделать путешествие в тысячи миль, в бегах, когда вам никто и ничто не поможет, и вы знаете обо всех грозящих вам опасностях?

Она приподнимает одну выщипанную бровь, явно раздраженная тем, что новенькая имела неосторожность высказать мнение, которое противоречит ее собственному.

– Но то, что происходит в этих странах, нас не касается, не так ли, Зои? Мы не можем нести ответственность за неприятности, в которые попадают другие люди. Они – нелегальные иммигранты в Марокко. Они знают, что нарушают закон, прибывая сюда.

Есть что-то нарочито снисходительное в том, как она произносит мое имя, ставя меня на место. Я чувствую, что мои руки теперь сжаты в крепкие кулаки; полузажившие сгибы на пальцах снова трескаются от напряжения.

– Я думаю, мы все знаем, какие проблемы несет с собой кризис беженцев, Сюзетта, – отвечаю я. В конце концов, в игру с именами могут играть двое. – Но, сталкиваясь изо дня в день с его прямыми последствиями, безусловно, мы, у кого есть так много, можем позволить себе дать что-то тем, кто потерял все. Даже если это просто несколько книг и частичка доброты. Это, возможно, позволит им на некоторое время отвлечься от того ужасного, что они видели и пережили. Может быть, даже вернет им немного веры в человечество.

Ее улыбка так же натянута, как мои сжатые кулаки, и на мгновение я представляю, как от охватившего ее гнева маска на ее лице трескается.

– То, что вы говорите, кажется просто бесполезным жестом, не так ли? Капля в море. Возможно, наши усилия можно было бы лучше использовать в других местах.

– Уверена, что даже капля в океане лучше, чем вообще ничего, – возражаю я. Мне вспоминаются слова месье Хабиба: «Возможно, это и не решение основной проблемы, но мы не были бы людьми, если бы не попытались сделать то, что в наших силах, не так ли?»

Улыбка Сюзетты исчезает, и ее глаза на мгновение сужаются. Но затем она отворачивается, насытившись этим бесплодным разговором, и оживленно приветствует двоих мужчин, которые пришли, чтобы пополнить запасы напитков из множества бутылок, расставленных на элегантном овальном столике по другую сторону дивана.

– Не обращай на нее внимания. Люди разные, ты же знаешь, – тихо говорит Мэй, успокаивающе положив руку мне на плечо. Затем продолжает громче: – Я бы хотела как-нибудь встретиться с твоей мадам Хабиб. Мы с Кейт так или иначе занимаемся сбором средств, и, похоже, это проект, который мы могли бы поддержать.

Я благодарно улыбаюсь ей и снова беру свой стакан, теперь, когда риск пролить его на себя или швырнуть в самодовольную физиономию Сюзетты уменьшился.

– Спасибо. Центр – хорошее место. Явно имеет смысл посмотреть, как много помощи оказывают там женщинам и детям, даже при столь ограниченных ресурсах.

– А сейчас, – продолжает Мэй, – лучше расскажи нам, как у тебя дела с одеялом, которое ты шьешь. Кейт говорит, что это будет настоящее произведение искусства…

К счастью (и я уверена, что это чувство взаимно), мы с Сюзеттой сидим на противоположных концах обеденного стола из красного дерева, хотя Том сидит сразу справа от нее. Он внимателен, наполняет ее бокал вином, а затем доливает свой собственный. Я замечаю, как она несколько раз касается его руки кончиками своих наманикюренных пальцев, погруженная в разговор, наклоняя свою белокурую голову к нему, впитывая каждое его слово. Ее глаза не отрываются от его лица, и все же я каким-то образом осознаю, что она прекрасно понимает, какой эффект это должно производить на меня. С того места, где я сижу, все выглядит как спектакль. Но Том, кажется, находит спектакль очень убедительным. Кейт сидит по другую сторону от него, в какой-то момент она ловит мой взгляд и улыбается. Интересно, ей нравится этот вечер или она считает его таким же тяжелым испытанием, как и я? Пока я наблюдаю, Том отворачивается от Сюзетты и сосредотачивает свое внимание на Кейт. Когда она тянется за солью, он наклоняется и передает ее ей с притворной галантностью, заставляя ее смеяться. На мгновение мне кажется, что его пальцы касаются ее, когда он передает солонку. Однако это так мимолетно, что, думаю, мне просто почудилось. Я мысленно встряхиваюсь и про себя говорю, что нужно перестать быть таким параноиком каждый раз, когда он просто разговаривает с другой женщиной. В конце концов, Кейт – моя подруга.