Записки Мелового периода - Вадим Ледов

Ну, Юрика, положим, точно шлепнут, а меня? Тоже? Или сперва изнасилуют? Вот тут я, наконец, испугалась. Даже озноб пробил, когда воображение услужливо подсунуло красочную картину расправы над героической защитницей съестных припасов.

Все эти мысли устроили такой кавардак в моей голове, что я поняла: если сию же минуту не прекращу заниматься внутренним мазохизмом, то сойду с ума. Утрирую, конечно, с ума не сойду, но вот нервный срыв мне точно будет обеспечен.

Я залезла на кипу матрасов, отвернулась к стенке и заткнула уши, чтоб не слышать хлюпанья Марины со Светкой и кудахтанья Варвары Петровны. Отрешившись, таким страусиным способом, от окружающей действительности, попыталась представить что-нибудь светлое из прошлой жизни.

Как ни странно, это, хоть и не сразу, но получилось. Всплыли лица папы, братьев… Мама, поливающая огород на даче. В последнее время, мы редко собирались вместе: отец с братьями все время в командировках, мама летом безвылазно жила в загородном доме. Так что в нашей большой городской квартире, я частенько оставалась одна. Не скажу, что это меня не устраивало на тот момент, но сейчас меня охватила грусть, на этот раз, слава Богу, светлая.

Интересно, что мои родные подумали о внезапном исчезновении своей непутевой дочери-сестры? Хотя… только пара дней прошла, скорее всего, еще даже не хватились.

Любопытно, как это выглядело со стороны? Такая большая территория в один миг пропала. И не где-то в хакасской тайге, а почти что в городе — это вам не кот начихал! С этой мыслью я и заснула.

Что мне снилось, сейчас уже не помню. Но что-то не имеющее отношение к нынешней засаде. Помню только конец. Я все-таки уезжаю из Н-ска. Поезд трогается, я смотрю в окно из своего купе на мелькающие окна вокзала, на толкущихся на перроне провожающих и думаю: "Какое счастье, что вся эта хрень мне просто приснилась!"

И в этот момент я проснулась. Не сама, конечно, рядом стояла Аня и трясла меня за плечо. Она выразила удивление моим железным нервам (как я могу дрыхнуть в такой момент?), а потом сообщила, что мы сидим тут уже два часа, и, кажется, про нас попросту все забыли. Мы, мол, как хотим, а она немедленно выбирается, иначе у нее лопнет мочевой пузырь. Слушая ее, я чувствовала себя глубоко несчастной — мой спасительный отъезд, оказался лишь сном.

Как выяснилось дальше, про нас действительно забыли, что и не мудрено в свете произошедших событий. Но об этом я напишу позже.

А пока — нас осталось тридцать один человек.

Глава 10

Дневник Майи 20.03.200…

С самого утра стоит удушливая жара, влажный воздух густотой и вязкостью напоминает кисель. Но хотя бы стало спокойнее.

Почувствовав себя в относительной безопасности, народ выполз из всяких закоулков, коих в этом здании немало и собрался в вестибюле. Разруха там царила ужасная, что, разумеется, не улучшило настроения собравшихся.

Возникло стихийное вече, которое решило, что часть мужчин, немедленно отправится искать оставшихся в живых двоих отморозков, а остальные наведут порядок в вестибюле, ну, и начнут уже расселяться по комнатам. Извлекут ли нас отсюда в ближайшее время, неизвестно, а жить в тесноте и толчее в вестибюле да машинах, притом, что существует огромное количество пустующих помещений, по меньшей мере, неразумно.

Вооруженные добровольцы на автобусе и джипе охотников уехали искать бандитов, а оставшиеся мужчины и женщины, кто с энтузиазмом, а кто и без, взялись за уборку и расселение, чтобы хоть как-то привести в порядок свой неказистый быт».

* * *

Илья сообразил, что уже некоторое время лежит с открытыми глазами, щурясь от яркого света. Ослепительный шарик Солнца повис в нескольких сантиметрах от верхней рамы окна, заглядывая за ширму, отгораживающую кушетку на которой он лежал. Очевидно, от его лучей он и проснулся. Проснулся? Он спал? Как он вообще тут оказался? Сейчас утро или вечер?

Подробности боя помнились четко. Уставленная машинами стоянка с, мечущимися между ними, темными силуэтами, азартно палящий по ним Славка…

Славка… его фигура на фоне открытого окна, последнее, что помнил Илья. А что же было дальше? Кажется вспышка… потом удар… Тут он, наконец, понял, что причиняло ему неудобство. Поднял руку — точно, повязка — голова туго обмотана бинтами. Неужели сотрясение? Прислушался к себе. Вроде, никаких неприятных ощущений. Повел рукой по щеке — пластырь. Ах да, щеку задело, то ли пулей, то ли осколком стекла, кровь текла. Но это ерунда. Зато все тело полно сил, словно он сладко выспался.

Странно. Если все хорошо, тогда какого черта он тут лежит? Зачем башку обмотали? Он покрутил головой. Да нет, все же что-то есть — чувство такое, словно мозг не имеет жесткой связи с черепной коробкой и плавает внутри нее сам по себе. Илья еще несколько раз повернул голову вправо-влево, проверяя странные ощущения. Странные, но не сказать, что слишком уж неприятные. По крайней мере, боли не было. Тогда чего он тут разлегся? Сделав некоторое усилие, он приподнялся и сел. От этого движения, кушетка пронзительно заскрипела.

Послышались легкие шаги, и из смежной комнаты в кабинет заглянула Анюта. Увидев сидящего на кушетке Илью, улыбнулась во весь свой большой рот.

— Проснулся, горе-воин? Ну, слава тебе господи! Подожди, сейчас доктора позову! — и так и не дав ему сказать ни слова, выскочила из кабинета.

Через несколько минут они вернулись вдвоем с Алексеем Федоровичем. У того в отличие от цветущей Анюты, лицо было довольно хмурое.

— Что ж вы, голубчик, вскочили? Ложитесь-ка.

— Да я доктор и так все бока уже отлежал.

— Ложитесь, ложитесь! Успеете еще набегаться.

Илья нехотя повиновался. Алексей Федорович взял его за запястье и, глядя на свои ручные часы, стал считать пульс.

— Хм… восемьдесят, — он вопросительно глянул на Илью.

— Да это мой нормальный.

— Это у него нормальный такой! — поддакнула Анюта.

Алексей Федорович глянул на нее исподлобья.

— Деточка, принесите, пожалуйста, тонометр. Он в шкафу на второй полке.

Илья усмехнулся, глядя, как Анюта возмущенно дернула плечом — "деточкой" она себя явно не считала. Но, тем не менее, просьбу доктора выполнила — сбегала к шкафу и принесла тонометр. Алексей Федорович, кряхтя, долго наматывал манжету на предплечье Ильи, затем накачал в нее воздух и принялся слушать.

— Хм… сто двадцать на восемьдесят. Идеально! Голова не болит? Тошноты нет?

Илья покачал головой, ощущая опять, как мозг отстает от движения черепной коробки.

— Что-то чувствую такое в голове, а что, понять не