Книга убийств - Джонатан Келлерман

— Когда меня допрашивали, про наркотики речи не шло, только про то, что он использовал шлюх.

— Знаешь, что меня удивляет больше всего? Они без скандала отпустили его на пенсию вместо того, чтобы предъявить обвинение по полной программе, — сказал я. — Может, боялись, что, если они начнут говорить вслух о копе, который принимает наркотики и путается со шлюхами, на свет выйдут похожие истории? Или его отставка имела отношение к делу Инголлс?

Мы проехали несколько миль молча, потом Майло проговорил:

— Представляешь, он принимал амфетамины. Этот урод страдал бессонницей, был тощим, точно бритва, поглощал галлонами кофе и сироп от простуды, как вампир кровь. Добавь сюда паранойю и резкую смену настроения. Это же сто первая статья — употребление наркотиков. А я ничего не заметил.

— Ты все свое внимание сосредоточил на работе, а не на его вредных привычках. В любом случае оказывается, что, несмотря на неприязнь Швинна к тебе, твои профессиональные качества он ценил высоко. Вот почему он попросил кого-то отправить тебе книгу.

— Кого-то! — возмутился Майло. — Швинн умер семь месяцев назад, а альбом появился только сейчас. Как ты думаешь, этот кто-то может быть милой старушкой Мардж?

— Мне показалось, что она была с нами откровенна, но кто знает? Она прожила большую часть жизни одна, у нее могло развиться обостренное чувство самосохранения.

— Если это она, в таком случае с чем мы имеем дело? Последняя воля Швинна, выполненная женушкой? Все равно непонятно, почему альбом послали тебе, а не прямо мне.

— По той же причине, — ответил я, — Швинн заметал следы. Он, конечно, проколол ухо, но полицейские привычки все равно сохранил.

— Иными словами, до самого конца оставался параноиком.

— Иногда паранойя бывает полезна, — заметил я. — Швинн создал для себя совершенно новую жизнь, у него наконец-то появилось что терять.

Майло задумался над моими словами.

— Ладно, давай забудем на время о том, кто прислал проклятый альбом, и перейдем к главному вопросу: зачем? Швинн что-то скрывал по делу Джейни целых двадцать лет, но его вдруг начала мучить совесть?

— По большей части в эти двадцать лет голова у него была занята совсем другим. Обида на управление, смерть жены, пристрастие к наркотикам. Он постепенно опускался все ниже и ниже — так сказала Мардж. Потом постарел, сумел справиться с наркотиками, снова женился, начал строить другую жизнь, учиться сидеть на крыльце и смотреть на звезды. Наконец у него появилось время подумать.

Когда-то у меня была пациентка, заботливая дочь, которая ухаживала за своей тяжелобольной матерью. За неделю до смерти мать подозвала дочь и призналась, что большим мясницким ножом зарезала во сне ее отца. Моей пациентке тогда было девять лет, все прошедшие с тех пор годы семья верила в миф о том, что в дом забрался ночной грабитель. Всю свою жизнь она прожила в страхе и вдруг услышала признание восьмидесятичетырехлетней убийцы.

— Ты хочешь сказать, Швинн знал, что должен умереть? Он же упал с лошади.

— Я хочу сказать, что возраст и размышления могут стать интересной комбинацией. Возможно, Швинн задумался о не доведенном до конца деле. Решил связаться с тобой по поводу Джейни, но не хотел делать это напрямую. Вот и послал альбом мне. Если бы я не передал его тебе — что ж, старина Швинн выполнил свой моральный долг. А если бы передал и ты сумел бы его разыскать, он бы с тобой поговорил. Ну а если бы ты решил ему угрожать, он вполне мог все отрицать.

— Он собрал целый альбом фотографий, только чтобы напомнить мне о Джейни?

— Возможно, альбом появился на свет как своего рода извращенное хобби — может, таким способом Швинн надеялся изгнать своих демонов. Не случайно, что на его последних снимках нет людей. Он навидался людей в их самых худших проявлениях.

Дальше мы некоторое время ехали молча.

— Получается, он был очень непростым человеком, — сказал я.

— Швинн был ненормальным, Алекс. Крал фотографии из дел и вклеивал в альбом ради собственного удовольствия. Может, он получал сексуальное удовлетворение, листая страницы. Потом постарел, и снимки перестали его возбуждать, вот он и решил их отдать. — Майло нахмурился. — Не думаю, что Мардж знала про «Книгу убийств». Вряд ли Швинн хотел, чтобы она считала его извращенцем. Значит, ее прислал кто-то другой. По словам Мардж получается, будто они создали что-то вроде уютного гнездышка, но я думаю, что она сильно ошибается.

— Другая женщина? — предположил я.

— А почему бы и нет? Он навещал ее, когда ему хотелось немного отдохнуть от нирваны на вершине холма. Не забывай, этот тип трахался с проститутками на заднем сиденье полицейской машины. Лично я не слишком верю в то, что человек может так сильно измениться.

— Если была другая женщина, — сказал я, — возможно, она живет далеко от Оджая. Это маленький городок, и здесь все на виду. В таком случае понятно, почему на посылке стояла марка Лос-Анджелеса.

— Ублюдок! — тихо выругался Майло. — Он мне никогда не нравился, а теперь даже из могилы пытается дергать меня за веревочки. Давай предположим, что он чувствовал моральную вину в связи с делом Джейни. Что означает альбом? Куда я должен его отнести? Да будь оно все проклято, не желаю я играть в эту игру!

Мы больше не разговаривали, пока я снова не выехал на автостраду. В районе Камарильо я поехал по скоростной полосе, и моя «севилья» помчалась вперед на скорости восемьдесят миль в час.

— Чтоб ему пусто было! — пробормотал Майло. — Ублюдка замучила совесть, а я, точно дрессированная блоха, должен плясать под его дудку.

— Ты ничего не должен, — заметил я.

— Точно, не должен, я же проклятый американец. Имею право на жизнь, свободу и быть несчастным.

Мы пересекли границу штата Калифорния примерно в середине дня, остановились в кафе в Тарзане, купили пару гамбургеров, выехали на бульвар Вентура, потом свернули направо около газетного киоска у Ван-Найс и направились дальше в сторону Вэлли-Виста и Беверли-Глен. По дороге Майло позвонил мне домой по своему мобильному телефону и выяснил, что Робин так и не объявилась.

Когда мы добрались до моего дома, Майло по-прежнему был не в настроении разговаривать, но я все равно сказал:

— Я все время думаю про Кэролайн Коссак.

— Почему?

— Знаешь, отравить собаку — это не невинная шуточка. Про ее братьев в газетах полно всякой дребедени, а про нее ни слова. Ее мать организовала бал для девушек — ну там, первый выход в свет и все такое, — так вот, Кэролайн в списках не значилась. Она даже на похоронах матери не присутствовала, по крайней мере ее имя не упомянуто. Если бы ты не рассказал мне историю про собаку, я бы вообще не знал, что она существует. Такое ощущение, будто семья ее просто вышвырнула и забыла. Вполне возможно, что у них имелись веские причины.

— Соседка — сумасшедшая старая докторша Шварцман — вполне могла все придумать. Она не слишком жаловала Коссаков.