Веер княгини Юсуповой - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
– Что же ты, Ефим? – укоризненно проговорил матрос. – Сам только что сказал, что товарищей обманывать – это последнее дело, а сам эту бирюльку припрятал? Какой же ты после этого товарищ?
– Прости меня, братишка! – заныл Ефим, глядя на матроса, как нашкодившая собачонка. – Бес попутал… как увидел я этот крестик – так прямо душа у меня заныла… очень мне захотелось этот крестик заполучить…
– Душа, говоришь, заныла? – прохрипел матрос. – Ну, Ефим, что мне с тобой делать? Сам ты сказал, что обманывать товарищей последнее дело, стало быть, и будет это самым твоим последним делом! Опосля него уже ничего у тебя не будет!
Он выхватил из кобуры огромный маузер, навел его на Ефима, взвел курок.
– Не надо, братишечка! – взвыл Ефим. – Христом Богом прошу, не надо… у меня в деревне детишки, мал мала меньше… и родителев престарелых кормить надо… кто об них кроме меня позаботится… пожалей меня, братишечка…
– Какой я тебе братишка? Генерал Духонин тебе братишка, так что сей же час ты к нему в штаб и отправишься! А насчет детишек и родителей – все ты врешь!
Матрос нажал на спуск, и снова прогремел выстрел.
Во лбу Ефима появился третий глаз – черный, страшный, зияющий.
Ефим открыл рот, словно хотел еще что-то сказать в свое оправдание, но не успел, захрипел, повалился на пол, еще раз дернулся и застыл.
Даже после смерти на его лице осталось хитрое и льстивое выражение.
Матрос обвел мрачным взглядом свою шайку и прохрипел страшным голосом:
– Ну что, никто больше ничего не припрятал? Никто больше в штаб к Духонину не хочет?
Шайка молчала.
Молчали и господские слуги. Молчали в ужасе, не зная, что ждет их, если страшный матрос даже своего сообщника не пожалел.
Только мальчик Кузька, воспитывавшийся при кухне, не выдержал, спросил шепотом у лакея Никифора:
– Дядя Никифор, а что это он все какого-то генерала Духонина поминает?
– Тихо ты… – шикнул на него Никифор. – Молчи, а то как бы чего не вышло…
– Дядя Никифор, ну что за генерал такой?
– Да умолкни, наконец! Этот Духонин… его солдатня на штыки сбросила, вот с тех пор, когда они грозятся кого убить, говорят: пошлем в штаб к Духонину.
Кузька охнул от страха и замолчал.
Золотозубый тип тем временем простукивал остальные ступеньки, но больше никакого тайника не нашел. Матрос прихватил мешок с изъятыми драгоценностями и наконец со всей своей шайкой покинул особняк.
Слуги крестились, переводя дыхание.
Никифор с двумя другими лакеями кое-как заколотил разбитую входную дверь, запер ее на все засовы.
Лукерья, жалостливо и виновато всхлипывая, подошла к лежащему у входа Григорию, опустилась возле него на колени, перекрестила.
Тот вдруг вздохнул и пошевелился.
– Ох! – Лукерья всплеснула руками. – Никак жив Григорий Пантелеймонович! Надо старого Никодима позвать, он ему травки заварит, у него травка особенная есть, глядишь, и оклемается наш голубчик…
Встала Надежда рано, потому что нужно было как следует поработать над образом. В кафе рядом с офисом бывшего небось сотрудники ходят, и официантки всё про всех знают. Бабы на работе станут шушукаться, перемывать косточки – дескать, с кем это Любимов в кафе сидит, что за швабра такая? А если прийти в приличном виде, то все подумают, что разговор у них сугубо деловой.
Надежда тщательно уложила волосы и неторопливо наложила макияж, после чего критически оглядела себя в зеркале и открыла платяной шкаф. Выбор пал на строгий серый костюм, чтобы бывший сразу понял: она пришла не чаи с ним распивать. Завтрак будет исключительно деловой. Однако в последний момент дала легкую слабину и вместо официальной белой блузки надела под костюм довольно открытый топ.
Кафе оказалось довольно большим сетевым рестораном, который работал аж с семи тридцати. Надежда оказалась на месте ровно в четверть десятого и ждала всего две минуты. Бывший явился как штык, и она вспомнила, что даже в юности он никогда не опаздывал, этого у него не отнимешь.
Надежда вслед за ним вошла в большой зал ресторана. Посетителей было немного, больше половины столиков пустовало, понятное дело – рано еще, вот на ланч набегут. Ресторан был оформлен в стиле швейцарского охотничьего шале. По стенам развешаны оленьи и лосиные рога, клыкастые кабаньи головы (наверняка бутафорские, решила Надежда). Даже люстры были украшены ветвистыми рогами, которые приглушали и без того неяркое освещение. Надежда подумала, что такое обилие рогов кем-то может быть воспринято двусмысленно. Но раз дизайнер так решил, ей-то что до этого…
В дверях к ним подошла невысокая, тощенькая девушка-метрдотель, похожая на недокормленного ребенка. На ней было короткое платье из серой невыразительной ткани и черные лакированные ботинки на низком каблуке. Во времена молодости Надежды такая ткань называлась «маргарин с лавсаном», а подобные ботинки считались исключительно мужской обувью. Она подумала, что этой низкорослой девчушке больше подошли бы туфли на каблуке – в этих ботинках она казалась совсем невзрачной, но Надежда тотчас пресекла эти несвоевременные мысли – какое ей дело до посторонней девицы?
Девица, однако, при виде бывшего оживилась и, демонстративно игнорируя Надежду, проговорила:
– Алексей Иванович, ваш обычный столик свободен!
Бывший от такого внимания к своей особе расцвел и распустил хвост, как павлин, послал девице ответную улыбку и направился к угловому столику, с гордостью сообщив Надежде:
– Меня здесь знают. Я тут почти каждый день обедаю. Видишь, даже столик у меня постоянный.
– А жена тебя что, не кормит? – не удержалась Надежда от шпильки, на что бывший ничего не ответил, только посмотрел мрачно.
Он сел спиной к залу. Надежда устроилась напротив. Девица положила перед ними книжечки меню, но разговаривала исключительно с бывшим, продолжая игнорировать Надежду:
– Вам кофе сразу принести, как обычно?
– Принести! – благосклонно ответил бывший, но все же вспомнил о своей спутнице и повернулся к Надежде: – Надя, ты кофе будешь?
– Если и буду, то в самом конце, – ответила Надежда, с трудом сдержав раздражение.
Как будто было мало хамской девицы, ей еще и немилосердно дуло в спину из кондиционера. Вообще, кому пришло в голову включать кондиционер зимой? Не иначе они это нарочно делают!
Она попробовала передвинуться, но на новом месте дуло еще сильнее, и не в спину, а в шею. Шея с некоторого времени доставляла Надежде много неприятностей. Стоило зимой или осенью выйти из дома без шарфа или же в электричке сесть спиной к окну – и вот пожалуйста, проснувшись на следующее утро, она не могла повернуть голову, и ее состояние можно было охарактеризовать словами популярной когда-то песни: «Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня…» Дня три приходилось так мучиться, растирать шею, завязывать ее пуховым платком, мазать змеиным ядом и другими неприятными субстанциями, потом все проходило до следующего раза. Так что Надежда тщательно следила, чтобы не попадать под сквозняки. Вот как сейчас.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!