Тени Радовара - Марлус Морсхёйс

Она зажмуривается и ждет. Впервые за долгое время перед глазами не хлопают крыльями черные птицы.

– Это ты? – спрашивает мэр. – Ты Йона Бергер? – В ее голосе нет злости.

Йона открывает глаза. И кивает: говорить невозможно.

Мэр протягивает ей руку.

– Я очень тебе благодарна. Во время открытия Восхода ты спасла мне жизнь. – Хаверс пожимает руку, в которой еще совсем недавно лежал восьмисантиметровый осколок. – Мне жаль, что ты оказалась в доме-минус, но, к сожалению, не я распоряжаюсь начислением баллов. Я уверена, что ты в ближайшее время сможешь вернуться к родным. Слава богу, у вас тут прекрасные условия, – говорит Хаверс, останавливая взгляд на ошеломленном лице Минди.

Из внутреннего кармана пиджака мэр достает конверт.

– Это тебе. Еще раз спасибо!

Она кивает и разворачивается. И вся процессия тут же уходит.

Андор толкает ее в бок.

– Что? Ты спасла ей жизнь? Почему же ты тогда здесь? И зачем… Ладно, не важно.

И он заметает последние осколки фаянса под кровать.

Йона не отвечает. Не обращая внимания на любопытные взгляды и выкрики, она опускается на постель. Когда руки перестают трястись, она открывает конверт. В нем лежит открытка. На ней изображена оранжевая бабочка с черными полосками на крыльях. С обратной стороны большими наклонными буквами написано:

И больше ничего. Она заглядывает в конверт, но там пусто.

Ну, Йона, спасибо за то, что спасла мне жизнь. Да ладно, не за что.

Минди крутит открытку в руках так и эдак, как будто ищет, к чему бы придраться, чтобы ее отобрать. Проводив мэра, она сразу же вернулась в палату и вырвала открытку у Йоны из рук.

– Что это еще за чушь собачья про то, что ты спасла мэру жизнь?

– Это правда.

– Как знаешь. Только не думай, что теперь к тебе будет особенное отношение. Мне не докладывают, за что ты здесь, да я и знать не хочу. Тут все равны. И ты ничем не лучше остальных, хоть мэр и подарила тебе открытку.

И Минди кидает оранжевую бабочку на кровать.

– Через пятнадцать минут все должны быть на рабочих местах! – кричит она на весь зал. Раздается ропот. – Что-то не так? Или вы думали, что, раз вам посчастливилось увидеть мэра, работать уже не нужно? – Она издает короткий смешок. – Вот и не жалуйтесь тогда, что вас долго не отпускают домой.

Вечером, когда Йона закрывает глаза, перед ней порхают целые стаи оранжевых бабочек. Но сколько бы она их ни пересчитывала и как бы сильно она ни устала, сон всё не приходит. Мысленно она раз за разом возвращается к визиту мэра. Не может быть, чтобы она случайно выбрала именно этот дом-минус. Она наверняка узнавала, где Йона. Или, может, она распечатала списки всех, кто находится в Мин-III, и случайно оставила дома на столе? А Килиан сказал: «О, я знаю эту девочку! Она тебе жизнь спасла. Наверное, ее стоит как-то отблагодарить?» Пусть не думает, что может так легко искупить свое предательство.

Но кто она такая, чтобы осуждать Килиана? Она вспоминает осколок в рукаве – и оранжевые бабочки перед глазами подергиваются темной дымкой. Хаверс видела, как Андор заметает осколки под кровать. Достаточно было полуслова, чтобы телохранители ее скрутили. Почему же она промолчала?

Йона достает открытку из-под подушки. В спальной комнате кромешная тьма, а ночников у них нет. Она трет бумагу пальцем, как будто выпрашивая еще слов кроме простого «спасибо». Где ты, Килиан?

– Ненавижу тебя, – тихо шепчет она открытке. Потом запихивает ее себе под пижаму и прижимает к сердцу той стороной, где бабочка.

На следующий день опять воскресенье, пятое по счету со дня ее прибытия в Мин-III. В полдевятого она просыпается оттого, что рядом смеются какие-то девчонки. Значит, она проспала звонок на подъем. Такое случалось и раньше, но Андор всегда ее будил. Она быстро натягивает комбинезон, руками приглаживает волосы и идет в столовую. У дверей стоит Минди с планшетом и делает отметку:

– Опоздала на завтрак и пришла в неаккуратном виде – списываем двадцать баллов.

Столовая уже наполовину пуста. Андора нигде не видно. Йона садится за пустой стол в дальнем углу. Пытается проглотить кусочек яйца. Его так переварили, что желток посинел по краям и прилипает к зубам, как пластилин. Где Андор? Почему он не предупредил ее с утра, что надо торопиться? Она споласкивает рот черным, как кофе, чаем, относит тарелку в грязную посуду и бредет назад в спальню. На баллы она посмотрит потом, всё равно их не хватает для переезда на следующий этаж.

На верхнем ярусе кровати одеяло лежит бугром. Она приподнимает кончик:

– Бу!

Но Андор отворачивается. Йона заходит с другой стороны, но он опять отворачивает лицо. Она тыкает его пальцем в бок.

– Эй, ты чего?

– Не хватает семнадцати баллов для переезда, – шепотом говорит он. – Я никогда отсюда не выберусь.

Он прячет лицо в подушку, но Йона уже успела заметить мокрые пятна на наволочке. Она кладет руку на его узкие плечи.

– Не огорчайся так, я тоже пока здесь.

Вдруг Андор переворачивается на спину.

– Я больше не хочу быть твоим не-другом. У тебя от меня столько секретов. Ты мне больше не нравишься, Йона.

– Постой! Что ты такое говоришь?

– Ты думаешь, я не заметил, что ты специально разбила тарелку? Ты хотела этим осколком ударить мэра. Так и скажи!

– Нет! Нет… Ты не понимаешь.

– Вот и объясни тогда. Иначе я найду себе другую кровать.

– Этот осколок нужен был мне, чтобы защищаться. Я его уже несколько дней носила в рукаве. Ты не заметил, что надо мной постоянно издевается Карен? Она меня в три раза сильнее. Недавно заперла меня в туалете. Я просто не хотела тебе рассказывать, чтобы не расстраивать. Просто с оружием мне было спокойнее. Вот и всё. Я знаю, это глупо.

Йоне самой страшно от того, как легко льется ложь, но правду она сказать не может.

Андор опять отворачивается.

– Ты врунья. Уходи.

– Ну…

Андор натягивает на голову одеяло. Йоне кажется, что он закрыл солнце, забрал с собой весь свет и тепло. Она начинает дрожать. Холодные пальцы сжимают сердце, и она хватается за кровать, чтобы не упасть.

– Андор, – шепчет она. – Ты прав. Я эгоистичная врунья.

– Да, – глухо доносится из-под одеяла.

– Можно я всё объясню?

Молчание.

– Ну пожалуйста! Прости меня.