Александр I. Самый загадочный император России - Сергей Нечаев

В первый раз они говорили около трех часов. Александр при этом почти все время молчал и плакал. Наконец, баронесса, испуганная тем тревожным состоянием, в какое ее слова повергли императора, сказала ему:

— Государь, я прошу вас простить мне тон, каким я говорила. Поверьте, что я со всей искренностью сердца и перед Богом сказала вам истины, которые еще не были вам сказаны. Я только исполнила священный долг относительно вас…

— Не бойтесь, — отвечал Александр, — все ваши слова нашли место в моем сердце. Вы помогли мне открыть в себе самом вещи, которых я никогда еще в себе не видел, и я благодарю за это Бога, но мне нужно часто иметь такие разговоры, и я прошу вас не удаляться.

В результате баронесса поселилась в простом крестьянском домике, в десяти минутах от того дома, где жил император. И она стала ходить к нему, обычно через день, по вечерам, и проводила по нескольку часов в "душеспасительных беседах".

Эти посещения не могли не обратить на себя внимания, и им приписали политическую причину.

— Крюденер, — говорил Александр, — подняла предо мною завесу прошедшего и представила жизнь мою со всеми заблуждениями тщеславия и суетной гордости.

Как бы то ни было, когда император Александр отправился во Францию, он просил баронессу последовать за ним. Она выждала некоторое время и тоже приехала в Париж.

В Париже она посещала салон мадам де Сталь, присутствовала с дочерью на вечере, на котором Шатобриан читал отрывки из своего нового произведения "Гений христианства". Кстати, она и сама опубликовала роман "Валери", который был с успехом принят современниками и выдержал пять французских изданий, три немецких, одно английское, одно голландское и одно русское (в переводе с немецкого).

С 1815 года баронесса фон Крюденер находила все больше и больше почитателей в высшем русском обществе, вступила в контакт с князем Голицыным и с членами Библейского общества, в комитете которого с самого его основания находился ее брат, барон Б.И. Фитингоф.

Как уже говорилось, баронесса активно занималась прорицательством. Ей представлялось, что она возвращает на земле первобытную церковь, которая со временем установится между всеми народами. Себе она присваивала роль предвозвестницы. Предсказания ее говорили о близком крушении всего ложного порядка вещей. Еще в 1814–1815 гг. она писала:

"Приближается великая эпоха. Все будет опрокинуто, школы, гуманитарные науки, государства, троны. Дети Господа соберутся…"

Тогда это связывалось как-то с возобновлением Наполеоновских войн. Но этого не последовало. После второй реставрации она опять продолжила зловещие предсказания:

"Вихрь разрушения унесет все на Страшный суд Все правительства должны подумать о том, что я говорю. Это древняя борьба тьмы против света. Государи и правители бывают только рабами этой силы, если Христос не будет для них царем и избавителем, Евангелие — законом, а Его жизнь — примером . Горе государствам, которые не живут им! Скоро раздастся шум их падения!"

А в 1818 году баронесса фон Крюденер приехала в Россию и долго жила в Лифляндии. И она опять пророчила:

"Восток открывается, приближаются бедствия, которые падут на Европу…"

В 1821 году неугомонная баронесса прибыла в Санкт-Петербург и там сошлась с княгиней Анной Сергеевной Голицыной (урожденной Всеволожской), а также с кружком русских мистиков.

А что же Александр?

Историк С.П. Мельгунов пишет:

"Серьезно ли было влияние Крюденер на Александра? Быть может, глубоко прав был один из первых биографов госпожи Крюденер, сказавший: "Очень вероятно, что Александр делал вид, что принимает поучения госпожи Крюденер для того, чтобы думали, что он предан мечтаниям, которые стоят квадратуры круга и философского камня, и из-за них не видели его честолюбия и глубокого макиавеллизма". Александр любил выслушивать пророчества и тонкую лесть Крюденер и ей подобных оракулов, но очень не любил, когда они реально вмешивались в область дипломатии. И когда Крюденер, окруженная славой, явилась в петербургские салоны и попробовала вмешаться в неподлежащую ей сферу, она моментально была выслана из Петербурга".

И в самом деле, последовало греческое восстание, и баронесса стала проповедовать крестовый поход против турок для освобождения греков. После этого охладевший к ней император деликатно, письмом, остановил ее проповедь. То есть, по сути, просто прогнал из Санкт-Петербурга. И баронесса в конце 1821 года вынуждена была возвратиться в свое лифляндское имение, где она стала делать над собой аскетические опыты, подорвавшие ее здоровье. А весной 1824 года она отправилась вместе с княгиней А.С. Голицыной, в лице которой нашла родственную душу, в Крым, где и умерла.

ПАДЕНИЕ СПЕРАНСКОГО

Как уже говорилось, М.М. Сперанский стал у Александра первым госсекретарем и фактически вторым после императора человеком в государстве, и его политическим идеалом были конституционные государства Западной Европы, но более всего он отдавал предпочтение системе, созданной во Франции при Наполеоне. Естественно, это вызвало бурю недовольства со стороны консервативной части "высшего света", то есть тех, чьи интересы оказались затронуты более всего.

К этому времени Сперанский уже получил немало щедрых царских милостей, его материальное положение улучшилось, и он смог купить себе двухэтажный дом у Таврического сада, на углу Сергиевской улицы. При этом жил он скромно и редко показывался в свете. Во-первых, он был завален неотложными делами, во-вторых, став выше многих других по своим заслугам, он не дошел до фактического равенства с аристократами, которые продолжали смотреть на него как на зарвавшегося выскочку.

К 1812 году Сперанский был награжден орденом Святого Александра Невского, и эта награда стала для него последней: над ним уже сгустились грозные тучи, и очень скоро все это разразилось сильнейшим ударом, ибо помимо аристократии из-за усиления налогов против него зароптал и народ (простые люди говорили: "Дерет этот попович кожу с народа, сгубит он государство"). Таким образом, против Сперанского восстали практически все классы в России. Он это знал, но оставался непреклонным в проведении реформ.

До поры до времени он пользовался поддержкой императора и "стоял, как дуб, среди целой бури сыпавшихся на него порицаний". Но для врагов Сперанского было очевидно, что лучшее средство к его низвержению заключалось в том, чтобы уронить его в глазах царя. В результате была разыграна мощная многоходовая интрига, ставившая целью регулярно сообщать мнительному Александру разные дерзкие отзывы, якобы исходившие из уст его нового фаворита. Более того, Михаила Михайловича стали обвинять в подрыве государственных устоев России, называли изменником и даже французским шпионом, продававшим Наполеону государственные тайны.