Седая весна - Эльмира Нетесова

Горожане удивлялись, кто мог доверить Жорке границу? Ведь этот мерзавец за деньги мог пропустить кого хочешь куда угодно. Все знали, сколь падок мерзкий выродок даже на малую выгоду. Но Жорка держался так, что если бы не он, граница осталась бы открытой.

В военкомате тоже не стали выяснять причину комиссовки призывника. А в сопроводительных документах из части было написано, что заболел солдат во время службы, хотя определенные отклонения в его состоянии были замечены в самом начале.

Жорка пошел по инстанциям выбивать для себя льготы. Уж чего только не плел о тяготах службы в армии, чего не сочинил. Изображал героя — ему не поверили. Прикидывался психом и умирающим. Тоже не помогло. Ему везде и всюду советовали одно — устроиться на работу…

Но куда? Жорка не хотел хвататься за первую попавшуюся. Ему хотелось выбиться в начальство. Там и положение, и зарплата. Но… Багажа средней школы было явно недостаточно. А на учебу нужны способности, время, главное — деньги. Ничего этого Жорка не имел… а жить хотелось не хуже других.

Завистливо смотрел он на своих сверстников, поступивших в институты, техникумы, имеющих свое дело. Многие его одноклассники устроились в торговле, имели свои киоски, бары, кафе. И только он оставался не у дел. И помыкавшись с год по городу, понял, время жестоко изменилось, кляузами не прокормишься, придется вкалывать и устроился на стройку. Нет, не туда, где работали горожане, они его не взяли бы в бригаду. Жорка втерся на объект, какой вели беженцы и переселенцы со всех концов России. Ох, и набрехал им о себе! О влиянии и уважении, какими пользуется в городе. О приятельских отношениях с теми, кого в глаза не видел. О предложениях на работу — самых заманчивых, с высокой зарплатой, на какие не согласился лишь потому, что не хотел покидать свой город, где его знают и любят в каждом доме.

Как ни смешно, но поверили ему эти люди. Не успев сдружиться с горожанами, они самостоятельно справлялись со своими заботами. А тут человек сам пришел. Обещает их жизнь наладить. Заботиться обо всех и о каждом. Защищать и отстаивать поголовно.

Так и стал Жорка своим среди чужих. Мастером на стройке, в какой ничего не понимал и не разбирался.

— А ты не тушуйся! Нынче под шумок и не за такое берутся люди! Ну, что за невидаль, отремонтировать старый дом? Это же не новый строить, какой завалиться может? Тут ума не надо. Замазали, покрасили, побелили и готово! Сами жить станут! Эти беженцы любому углу рады. А ты — мало заработок, гору материалов иметь будешь! Свой дом до ума доведешь, коль с квартирой не выгорело! — учил отец.

Жорка, услышав такое, приободрился. Стал присматриваться, где что лежит. И уже через месяц весь свой дом изнутри обшил вагонкой. Закрыл его серые, бревенчатые стены с торчавшими из них клоками пакли. Покрасил окна, полы. И радовался. Пусть снаружи дом смотрится пока курятником, зато внутри — любо-дорого…

Приходя на работу, он уже не вел душеспасительных разговоров. Он торопил. Требовал, чтобы работали переселенцы, не оглядываясь на время:

— Не мне — вам нужен этот дом! В город ещё беженцы приехали. Их некуда поселить! Там старики и дети. А вы тут о нормированном дне раскудахтались. Не нравится — уходите! Новые поселенцы живо дом доведут и вселятся в него! А вы так и останетесь в этой развалюхе, до конца жизни! — грозил людям. Те, боясь перечить, работали дотемна.

Никто из приезжих даже не подумал проверить мастера. Как начисляется зарплата, сколько материалов выписано и сколько их получено фактически, какая спецовка полагалась? Почему задерживалась зарплата?

Люди боялись перечить Жорке. Он, чуть что, грозил уволить, вернуть на прежнее место жительства, оставить без угла и гроша за душой.

Жорка смелел на глазах. Он пользовался спросом у переселенок. И вскоре почувствовал себя неотразимым, поверил в это, переспав с несколькими, одну. все ж присмотрел для жизни и на удивленье всей улицы привел в дом тихую, смазливую Фаину. Той деваться стало некуда. В Казахстане вышла замуж в двадцать лет. Муж наркоманом оказался. Через год с ножом гонялся, деньги вымогал. Среди ночи сбежала к отцу с матерью. А вскоре вся мужнина родня объявилась. Грозили в клочья разнести все и всех. Требовали, чтобы сматывались в Россию, чем скорее, тем лучше. Уж как обзывали, лучше не вспоминать, обещали кнутом запороть насмерть..

— Зачем суку принял в дом? Жена от мужа не должна уходить. Коль вышла за него — все терпеть должна. Он — ее хозяин. Хочет — живет с нею, не понравилась — убьет. Это не ваше дело. Она — его собака! Ты навсегда отдал! Зачем принял, наших девок развращаешь примером. За такое у нас голову с плеч снимают. Не мы у вас, вы здесь жили. Не подходит? Вон отсюда! Либо отдавай суку! Мы научим, как надо мужа слушать! — ломились в дом.

На размышленья и сборы дали одну ночь, предупредив, что утром разговор будет другим. Раздумывать было некогда. Собрались наспех. И в эту же ночь навсегда уехали из Казахстана, зная заранее, никто за них не вступится.

Мать с отцом остались в Рязани — у родни. А Фаина с сестрой поехали дальше, боясь, что и здесь настигнет их месть бывшего мужа.

Сама женщина не любила вспоминать прошлое. Она порадовалась, что отныне у нее пусть плохонький, но свой угол, участок с садом. А главное — муж! Задиристый, настырный, крикливый — крепкий мужик, не пьяница и не наркоман, не драчун и не псих. Не было у него громадной родни. И муж, не чета другим, все в дом несет.

Жорка старался изо всех сил принарядить свой старый дом. Но… Едва оббил его вагонкой снаружи — пошел грибок. Испугавшись за бревна, решил обложить кирпичом. Но снова не повезло. Не хватило кирпича. А тот, каким обложили, посыпался от дождей.

— Ну что? Не пошло впрок ворованное? — спросила Ульяна Жору, проходя мимо дома.

— Ты, старая ведьма, вообще заткнись! Это ты людей обворовываешь! Я покупаю за свои — кровные! Мозолями заработанные!

— Трепло! Кто ж купленное ночами привозит? Коль все по закону — чего прятаться? Эх ты, говнюк! Скольких вы упекли на Колыму ни за что! Помнишь, Петрович песок привез, чтоб дети улицы в песочнице игрались! Вы ж враз милицию вызвали. За повозку песка осрамили на весь город. А ить не для себя взял. Не украл ни у кого! Зато сам теперь ртом и жопой хапаешь! — плюнула Ульяна и, Назвав бесстыжим, ушла в свой дом.

Жорка всю ночь писал на нее кляузу. Все, что видел и чего не было, в одну кучу собрал:

— «Эта тунеядка завела у себя бардак. Держит кучу сомнительных личностей, а ночью отправляет всех на промысел. Там и бомжи, и проститутки, воры и убийцы. Ночью из дома выходить страшно людям. Она ни одного дня не работала, а живет лучше тружеников, таких, как моя семья! Убедительно просим изолировать от Нас порочный элемент, отрыжку криминалов и алкашей. У нее всяк день пьянки и гулянки! С каких барышей? Если не отселите — пожалуемся в Москву, что вы прикрываете разбойников и алкашей!..»

Жорка лично отнес кляузу в милицию. И после этого успокоенный пошел на работу. Вечером ему отец рассказывал, как к Ульяне приезжала милиция и ее хотели увезти в каталажку