Око Озириса - Ричард Остин Фримен

Мы долго стояли рука об руку, воскрешая в памяти грустные и радостные события, пережитые вместе. Потом я привлек девушку к себе и взглянул ей в глаза:

– Руфь, вы помните, чтó вы сказали мне, когда мы были здесь в последний раз?

– Господи, разве такое забудется? – воскликнула она. – У меня сердце разрывалось от горя и отчаяния, когда я прогоняла вас.

– Мне тогда казалось, что сердце мое разбито и свет навсегда погас для меня. Но впереди брезжил луч надежды – ваше обещание. Я верил: настанет день, и вы исполните его – нужно лишь терпение.

Она опустила голову мне на плечо и прижалась к моей щеке:

– Дорогой, – прошептала она, – день настал. Теперь – и навсегда.

Я обнял ее и прижал к сердцу. «Отныне, – подумал я, – не будет ни печалей, ни горестей; мы рука об руку пройдем свой земной путь, пусть даже очень короткий».

Отдаленный щелчок замка вырвал нас из плена грез. Руфь подняла голову, и наши губы на мгновение встретились. Мы безмолвно простились с Артемидором – своим другом, ангелом- хранителем, свидетелем нашего горя и счастья – и пошли обратно, наполняя залы эхом собственных шагов.

– Мне не хочется возвращаться в то темное помещение, – призналась Руфь.

– Почему, дорогая?

– Там лежит дядя Джон, который безвременно, беспричинно и несправедливо погиб, хотя мог бы жить да жить. Мне горько и совестно смотреть на его останки, когда сердце мое трепещет от радости воссоединения с вами, Поль. Я упрекаю себя в эгоизме.

– Что вы, Руфь? – удивился я. – Мы с вами живы, молоды и имеем право на счастье. Но я согласен: входить в ту комнату вам совсем не обязательно. – И я отстранил свою любимую от двери, из которой струился яркий луч.

В ту же секунду дверь отворилась, Торндайк вышел к нам и сообщил:

– Мы проявили четыре негатива. Когда они высохнут, доктор Норбери сделает нужные пометки. Снимки потребуются нам в качестве доказательств. Как вы себя чувствуете, мисс Беллингэм?

– Мне пора к отцу, – спохватилась девушка. – Он и так болеет, а тут еще такие новости…

– Руфь права, – поддержал я. – Мистер Годфри подвержен нервным возбуждениям, и неизвестно, как отреагирует его психика на известие об убийстве брата и о том, каким образом удалось установить факт его смерти.

– Понимаю, – кивнул Торндайк, – давайте договоримся так: вы, Поль, проводите мисс Беллингэм до дому, а потом отправитесь ко мне на квартиру и подождете меня там.

Я согласился, и мы в сопровождении доктора Норбери, освещавшего дорогу фонарем, покинули территорию музея. У ворот Торндайк пожелал моей спутнице спокойной ночи, а она протянула ему руку и посмотрела на него полными слез глазами:

– Я ведь даже не сказала вам спасибо, профессор, и, право, не знаю, какими словами выразить признательность за все, что вы сделали для моего отца и для меня, – это выше обычной благодарности. Прощайте! Да благословит вас судьба!

Я отпер тяжелую парадную дверь профессорского дома и, оставив ее приоткрытой, вошел в вестибюль; внутреннюю дверь я запер, после чего проследовал в гостиную и долго мерил ее нетерпеливыми шагами. Похоже, пролетело немало времени, потому что Торндайк и Джервис, вернувшись, извинились за опоздание.

– Вы догадываетесь, зачем я вас позвал? – спросил профессор.

– Нет, – ответил я, – объясните.

– Мы должны наведаться к мистеру Джеллико. В этом деле есть некая подоплека, и, пока я не докопаюсь до нее и не вытащу на свет божий, точку ставить рано.

– А до завтра не терпит?

– Лисицу ловят за хвост, Барклей, а не то ускользнет, тем более такая хитрая и коварная, как Джеллико. И вот еще что: нужно вызвать инспектора Бэджера.

– Хотите, чтоб лисица подралась с барсуком3? – усмехнулся Джервис. – Джеллико ничем себя не обнаружит, он изворотлив, как змея.

– Не спешите с выводами, коллега. Надеюсь, поверенный даст показания, а в том, что с убийством Джона Беллингэма связаны некие исключительные обстоятельства, я убежден.

– Вы давно поняли, что тело лежит в музее? – спросил я Торндайка.

– Секунд за тридцать-сорок до вас.

– Как? Лишь при проявке негатива?

– Дорогой Барклей, – положил мне руку на плечо профессор, – если бы я заранее знал, где тело, и запросто мог вывести убийцу на чистую воду, неужели я стал бы мучить бедную мисс Беллингэм? Зачем мне понадобились бы эксперименты с привлечением доктора Норбери, если бы я отыскал прямой и кратчайший путь решения проблемы?

– Если бы вы посвятили Норбери в свои замыслы, он, вероятно, не стал бы помогать нам и не разрешил бы опыты с мумией Себекхотепа, – сказал Джервис.

– Вы правы, мой ученый собрат. Норбери отказал бы мне и посоветовал обратиться в полицию, а с чем бы я туда пошел? Ведь у меня были только подозрения и ни одной улики.

На лестнице раздались шаги, во внутреннюю дверь позвонили, и в квартиру ворвался Бэджер, чуть не сбив с ног впустившего его Джервиса.

– Как это понимать, мистер Торндайк? – с порога закричал инспектор. – Вы свидетельствуете против мистера Джеллико? Мне приказано задержать его, но это беззаконие. Полицией собрано достаточно улик, чтобы предъявить обвинение совсем другому лицу.

– Ваше обвинение зиждется на показаниях Джеллико, не так ли? – спросил Торндайк. – А у меня есть кое-что поинтереснее: я осмотрел и опознал тело, доставленное в Британский музей, – между прочим, по распоряжению мистера Джеллико. Я не утверждаю, что Джона Беллингэма убил он, хотя, если принять во внимание некоторые детали, это весьма вероятно. Я настаиваю пока лишь на том, чтобы поверенный дал правдивые и исчерпывающие показания и, в частности, объяснил, как труп, замаскированный под мумию, попал в музей.

Бэджер был не просто раздосадован, а будто громом поражен. Похоже, пыль, которую пустил мистер Джеллико, так засорила глаза полицейским, что те отказывались верить в очевидные факты. Тем не менее Торндайк терпеливо ввел Бэджера в курс дела.

– Надо же, – остолбенел инспектор, – какой я дурак! Повесить меня, и то мало! Подумать только! Я и мои люди потратили кучу времени, собирая по лесам, прудам и колодцам эти проклятые кости.

– Успокойтесь, – попросил Торндайк. – Кости сыграли свою роль в расследовании, и немалую. Это и есть та неизбежная ошибка, которую рано или поздно совершает всякий преступник. Если бы злодей просто затаился, ниточка была бы порвана, а он развил такую активность, что сам вырыл себе яму. Впрочем, хватит об этом, пора заняться Джеллико.

– Мы пойдем к нему все вместе? Целой толпой? – проворчал инспектор, бросая на меня и Джервиса недобрый взгляд.