Человек, стрелявший ядом - Сергей Плохий

Пока Богдан Сташинский готовился к учебе в Москве, преступление, совершенное им в Мюнхене 15 октября 1959 года, неумолимо превращалось в «глухаря». К концу года обермайстер криминальной полиции Адриан Фукс опросил около сотни человек, которые могли бы что-то знать о гибели Бандеры, но не продвинулся ни на шаг.

Гипотез хватало, а вот чего не хватало – так это доказательств. В декабре 1959 года профессор Мюнхенского университета Вольфганг Лавес и его ассистенты составили заключение о вскрытии трупа человека, все еще именуемого в их документах Стефаном Попелем. Окончательные результаты не развеяли того тумана, которым изобиловали предварительные. В желудке нашли следы цианида, но выяснить, достаточно ли было этой дозы для смерти, так и не сумели. Одна из гипотез предполагала отравление Бандеры неустановленным образом – цианид, мол, ему ввели позже, чтобы запутать расследование. К февралю 1960 года эксперты ЦРУ и БНД так и не пришли к одному мнению о том, какой же яд стал смертельным167.

2 мая 1960 года шеф мюнхенского филиала ЦРУ отправил наконец-то доклад о гибели Бандеры в Вашингтон, где его порядком заждались. Составил текст отец Михайло Коржан, «основной агент» ЦРУ в кругах украинских эмигрантов в Европе с 1947 по 1961 год. В Мюнхен он приехал по приглашению не только американцев, но и человека, обученного им в свое время приемам нелегальной работы. Это был Иван Кашуба, новый глава Службы безопасности ЗЧ ОУН.

В иерархии контрразведки украинских националистов равного Коржану не было. В 1940 году именно он, священник из Галичины, натаскивал другого новичка – Мирона Матвиейко. На допросах в МГБ Матвиейко назвал его «очень опытным разведчиком». Святого отца уважали и ему доверяли в разных фракциях ОУН, несмотря на междоусобицу. Сам он давно вступил в организацию и, оставаясь формально бандеровцем, отказался принимать чью-либо сторону в распре Бандеры и Лебедя. Многие подозревали, что он все же склоняется к последнему. Одновременно ходил слух о доверительных отношениях Коржана с Кашубой – первый даже составлял за того отчеты руководству ЗЧ ОУН168.

В Мюнхене Кашуба обещал полную поддержку со стороны бандеровской контрразведки. Он знал, какие у Коржана связи в мире спецслужб, и подозревал его в работе на БНД. Не сомневался Кашуба и в том, что, какие бы выводы его бывший ментор ни сделал, изучая обстоятельства гибели шефа, они не станут тайной для его американских кураторов, – а те относились к начальнику Службы безопасности ЗЧ ОУН с недоверием. Коржану в ЦРУ и вправду поручили составить отчет по итогам его расследования.

Как человек, ответственный за разработку украинских эмигрантов, Коржан собирал о них любую информацию, выведывал через них те или иные советские секреты, старался принимать меры против внедрения агентов КГБ в эмигрантские сообщества и церковные приходы. Ему выделяли определенный бюджет, и он держал ряд наблюдателей – те подыскивали людей, которые имели родственников в СССР или собирались туда поехать. В ЦРУ придумали для отца Коржана множество псевдонимов, что свидетельствует о важности его роли в различных операциях: Capelin 1, Aecapelin 1, Aebath 1, Petroclus и другие. В Организации Гелена ему присвоили номера: V 9460.9 и V-13611169.

Коржан прибыл в столицу Баварии в начале ноября 1959 года – в докладе ЦРУ он писал, что с момента гибели Бандеры не прошло месяца. До возвращения в Париж в январе 1960 года он опросил многих членов бандеровской ОУН, как видных, так и рядовых, и дважды встретился с руководителем следственной группы – все тем же обермайстером полиции Фуксом. Доклад Коржан написал по-украински, затем его перевели на английский. Документ датирован 23 декабря, но в январе, перед отъездом на запад, Коржан кое-что переписал и добавил170.

Доклад, озаглавленный «За кулисами смерти Степана Бандеры», содержит не только факты и слухи, собранные в Мюнхене, но также их тщательный анализ. Из всех рассказов о происшедшем, что попались Коржану, он отобрал пять «более-менее логичных». Все версии подробно разобраны, с перечислением доводов за и против. Согласно первой, за убийством стояли федеральный министр Теодор Оберлендер и люди Райнхарда Гелена. Вторая указывала на стремление КГБ лишить Бандеру возможности поддерживать националистическое подполье в УССР. Третья винила бывшего начальника его же Службы безопасности Мирона Матвиейко, четвертая – Миколу Лебедя, главного конкурента Бандеры в революционной ОУН. Наконец, пятая говорила о самоубийстве с помощью цианида. Коржан писал: «Каждая из этих версий в какой-то степени правдоподобна и вначале какую угодно из них можно было принять за правду, поскольку за каждой стояли те или иные факты»171.

Коржан пренебрег волной истерики, поднятой газетчиками из ГДР, – якобы Бандеру убрали по приказу Оберлендера. Запущенная из Кремля кампания пропаганды с обвинением министра в уничтожении львовских евреев в 1941 году и причастности к недавнему убийству в Мюнхене, по его мнению, была политической местью. Слишком уж рьяно министр выступал против признания ФРГ коммунистических правительств Польши и Чехословакии. Сверх того, у него не было настоящего мотива. По словам Коржана, «советская версия примитивна и не выдерживает критики, поскольку: если во львовском погроме принимал участие Бандера, а точнее, батальон „Нахтигаль“, сформированный по его инициативе, то ясно, что он мог только выгораживать профессора Оберлендера, чтобы не дать показания против самого себя»172.

Те, кто расследовал дело Бандеры, рассматривали две гипотезы убийства руками агентов КГБ. Первая предполагала, что жертве силой дали яд в подъезде жилого дома на Крайттмайрштрассе. Вторая – что ее втайне отравил кто-то из близких людей. Первую предпочитали верные сторонники Степана Бандеры, утверждавшие, что в подъезд незадолго до его гибели зашли два незнакомца. Они якобы следили за жертвой в течение нескольких дней – даже когда он поехал в горы собирать грибы. 15 октября эта парочка поджидала Бандеру в лифте. Проверка мюнхенской криминальной полиции, как выяснил Коржан, не подтвердила сведения о двух мужчинах, зашедших в дом незадолго до Бандеры. Соседи не слышали в коридоре никаких посторонних звуков – только самого герра Попеля. Слухи о двух убийцах пустили бандеровцы, желая таким образом придать гибели своего вождя героический ореол.