Охотник за смертью. Честь - Саймон Грин

– Знаю И очень благодарен за все, что ты сделал. Пусть во время Восстания мы сражались на разных сторонах, теперь это в прошлом. Нам нужно держаться вместе, иначе этим могут воспользоваться наши враги.

Роберт вопросительно поднял бровь.

– А разве у нас с тобой есть общие враги? Кого ты имеешь в виду?

– Например, людей из Блю Блока. Тех, кто хочет обернуть время вспять. Вряд ли тебе по душе прежний порядок. Ты пострадал от него куда больше других. Когда Вольфы убивали нашу Семью, Блю Блок и не подумал их остановить.

– Мою Летицию убил Шрек в день, когда должна была состояться наша свадьба. Убил, так сказать, во имя чести Семьи. А ты присутствовал – и не помешал ему.

– Я был не прав, – признал Финли. – Тем не менее я продолжаю чтить семейные узы. Ради них нам следует держаться вместе, однако чтобы это понять, мне пришлось многое пережить. Не для того я сражался и проливал кровь во время Восстания, чтобы Семьи вновь начали творить свои темные делишки. Я могу рассчитывать на твою помощь, Роберт? От Парламента не слишком много проку, однако больше вообще ничего нет.

– Не знаю почему, но я никогда не связывал тебя с политикой, – признался Роберт.

– Политика – тоже своего рода поле боя, – пожав плечами, ответил Финли. – И мне пришлось обучаться новым формам борьбы, чтобы не умереть от скуки. Итак, ты со мной?

– Я обдумаю твое предложение, и мы поговорим позже. Надо проверить, действительно ли у нас с тобой так много общего. И если окажется, что ты прав... то я сочту за честь иметь на своей стороне легендарного воина Финли Кэмпбелла.

– Я тоже. – Впервые за весь разговор Финли улыбнулся, и они пожали друг другу руки.

– Не дай Бог, найдут общий язык, – сказала Адриана Евангелине. – Напиваться в кабаках с сомнительной репутацией и донимать друг друга подобными шуточками может нравиться только мужчинам.

– А мне лично кажется, что это довольно занятно, – решительно заявила Евангелина.

– Привет, Адриана, – поприветствовал ее Финли, изо всех сил стараясь показаться вежливым. – Ты выглядишь... как всегда.

– Полагаю, это надо воспринимать как комплимент, – ответила она. – Насколько я могу судить, ты до сих пор не сменил своего портного. Правда, что он приобрел себе новую собаку-поводыря?

– У тебя острый язык, Адриана, смотри не порежься. Кажется, вы с Евангелиной обсуждали последние сплетни?

– Я слышала, ты метишь в основное русло политики... Позволь дать тебе один совет. Не делай этого. Не сомневаюсь, что у тебя благие намерения, но избави нас Бог от еще одного энтузиаста-дилетанта, способного только будоражить толпу и мутить воду. Здесь нельзя убивать людей исключительно за то, что они выиграли у тебя дебаты. Против подобных штучек теперь существует закон. Хотя должна заметить, что если где-нибудь твое присутствие и было бы кстати, то только в дебатах по бюджетному вопросу – им не помешало бы добавить немного огня. Послушай, Финли, я тебя хорошо знаю. Ты слишком слаб для политики. Ты не сможешь принять правила игры. Не сможешь смириться с проигранным сегодня спором, уповая на то, что, возможно, повезет завтра. Кончится тем, что ты сорвешься, и тогда я не смогу тебя спасти. Никто не сможет тебя спасти, несмотря на все твои заслуги во время Восстания. Сейчас героям – грош цена.

– Узнаю тебя, Эдди, – сказал Финли. – Ничего другого я и не ожидал услышать. Прояви ты ко мне маломальскую любезность, я бы, наверное, от такого шока оправиться не смог. Мне пришлось через многое пройти во время Восстания, даже через ужасы Гасельдамы. Но какие бы испытания ни бросала мне Империя, я сумел выйти из них живым, так что с политиками уж как-нибудь совладаю. А насчет того, чтобы кое-кого из них укокошить... Не беспокойся, я постараюсь сделать это без свидетелей.

– Вся беда в том, что именно так ты и поступишь, – заметила Адриана. – Видимо, в твоем понимании это называется Дипломатическим подходом.

– Как бы там ни было, – продолжал Финли, – я хочу увидеть своих детей.

Все, в том числе и Евангелина, от удивления распахнули глаза и уставились на Финли.

– Финли, – не веря своим ушам, тихо закачала головой Адриана, – какая муха тебя укусила? Первый раз в жизни слышу, что ты хочешь увидеть своих детей. Ты не желал их видеть, даже когда они только появились на свет. Мне то и дело приходилось тебе напоминать, чтобы ты приготовил им рождественские подарки. Они позабыли бы, как ты выглядишь, если бы дома не было твоих голограмм. И вообще, где тебя носило в те времена, когда их жизнь находилась в опасности? Когда Грегор Шрек, не зная, как иначе до тебя добраться, подставил их под удар? Можешь ли ты назвать хотя бы одну вескую причину, по которой мне следует тебя к ним допустить?

– Последнее время... я вдруг стал ощущать себя смертным, – признался Финли. – Когда я умру, после меня останутся только моя репутация и дети. Я видел, что из моей жизни сделали журналисты; тот образ, которые они создали, совсем на меня не похож. Стало быть, остаются только дети. Я хочу, чтобы они имели представление о том, каким был их отец на самом деле. Я знаю, многое из того, что я делал... весьма сомнительно. Но, поступая так или иначе, я всегда был уверен в своей правоте. В прошлом я вел двойную жизнь и всегда убеждал себя, что в ней нет места для детей. Им было гораздо спокойнее и безопасней с тобой. К тому же я совершенно не умел общаться с маленькими. И боюсь, что не умею и сейчас. Но сейчас... мне бы хотелось их получше узнать. Если они не против...

От изумления Адриана даже отшатнулась. За все годы супружества Финли никогда не был с ней столь откровенен.

– Я спрошу их, – наконец произнесла она. – Пусть будет так, как они решат. Но не рассчитывай, что я каким бы то ни было образом замолвлю за тебя словечко.

– Я и не прошу, – сказал Финли.

Извинившись, Адриана и Роберт удалились и растворились в толпе, а Финли с Евангелиной наконец остались одни.

– Мы с тобой никогда не говорили о детях, – робко начала Евангелина. – Раньше об этом не могло идти и речи. Мы каждый день смотрели смерти в лицо, порой не знали, сможем ли дожить до завтрашнего дня. Поэтому задумываться о рождении детей даже не приходилось. Но теперь, когда все позади... Ты еще ни разу не заводил со мной подобный разговор.

– Последнее время я много размышляю о том, о чем никогда не задумывался прежде, – сказал Финли. – Я не хотел детей от Адрианы, однако на этом настоял мой отец – так требовалось для продолжения рода. Но с тобой – совсем другое дело.

– Я боялась, – не поднимая глаз, произнесла Евангелина, – что твое молчание объясняется тем, что я всего лишь клон. Даже при нашем новом замечательном порядке брак аристократа с клоном вызовет большое возмущение, а на наших детях будет ярлык незаконнорожденных. Если только кто-то узнает...

– Ты куда человечней большинства людей, – перебил ее Финли. – Ты стоишь доброй сотни таких, как они. Даже тысячи.

Она бросилась ему в объятия, чтобы он не видел ее слез. Он знал, что она плачет, но не подавал виду.