Любви все возрасты покорны. Для тех, кому за... - Джоан Прайс

Неразумное воспитание причиняет вред не только женщинам. Мальчики нашей эпохи росли с представлением о том, «как быть мужчиной», которое было столь же разрушительно. Когда мужчины пишут мне о переживаниях и заботах, они часто предваряют свои текущие соображения экскурсом в собственную историю, чтобы помочь себе объяснить, как ранние влияния связаны с тем, с чем им приходится справляться сейчас. Джед Даймонд — психотерапевт, специализирующийся на проблемах пожилого возраста, особенно у мужчин. Джед изъявил готовность поделиться личной историей, равно как и профессиональными советами по поводу того, как отпустить прежние представления о сексе и отношениях, которые в эту пору жизни оказывают нам «медвежью услугу».

Джед, 66 лет

Я вступил в свои сексуально активные годы в конце 1950-х — начале 60-х годов. Парням говорили, что девушки не очень-то заинтересованы в сексе. Поскольку мы, парни, в нем очень заинтересованы, наша работа — сломить сопротивление девушки и заставить ее исполнять наши желания. Задача парня — совершить попытку и «записать очко на счет». Задача девушки — продолжать отталкивать наши лапы, сохраняя свою «добродетель» в неприкосновенности. Казалось, удовольствие и радость вообще не входят в этот комплект.

Если тебе очень повезло найти девушку, которую удавалось уломать, ты делал все, что мог, чтобы добраться до «первой базы». Если добивался успеха, пытался «урвать вторую». После этого ты уже плохо себе представлял, что делать. Но знал, что положено пытаться — и идти весь этот путь.

Бо́льшая часть моей юношеской сексуальности была потрачена вовсе не на девушек, а на ретушированные картинки из журналов и воображаемые сцены из запретных книг. В моих фантазиях эти воображаемые любовницы делали все то, что настоящие девушки, как я полагал, делать не хотели. Мастурбация стала последовательным средством для выражения моей юношеской сексуальности.

Познакомившись со своей женой и, наконец, занявшись сексом после того, как мы решили пожениться, я вступил в новую фазу сексуальности. Я выяснил, что женщины не только наслаждаются сексом, но и желали бы играть активную роль инициаторов и соучастниц. Это было время сексуальных исследований с реальным человеком — по взаимному согласию.

По мере того как я становился старше, секс менялся. Где-то в середине пятого десятка — в то время, которое я называю «мужской менопаузой», — он стал неловким и растерянным. Мы словно вновь стали стеснительными прыщавыми подростками, напрочь позабыв легкость сексуальной близости и удовольствия. Казалось, мы и поцеловаться не могли, чтобы не мешали носы. Секс проходил под девизом «пан или пропал». Эрекция могла исчезнуть в самый неподходящий момент. И требовала к себе внимания, когда ее меньше всего ожидаешь.

Это был самый стрессовый период нашего брака. Я колебался между искренним желанием к жене и чувством, что мне нужно уйти из этого брака и найти кого-то, с кем я буду лучше совместим. Полагаю, она чувствовала то же самое.

По мере того как мы продвигались к шестому десятку, сексуальность устоялась в новой фазе. Впервые в жизни я не был движим потребностью в соитии. Наша сексуальность стала более игривой и менее сфокусированной на оргазмах.

Секс снова изменился: из синонима соития он стал любым актом, который создает приятные оргазмы, а потом всем тем, что взаимно приятно и создает между нами бо́льшую близость. Секс теперь стал и держанием за руки, пока мы сидели на диване, смотря телевизор. Он включал в себя неожиданные взгляды, полные любви и томления, которое вызывало слезы у меня на глазах.

Хотя иногда я ностальгирую по старым временам, на самом деле это замечательно — быть мужчиной, которому за шестьдесят, с женщиной, которой за шестьдесят, и все еще пытаться понять, что же все это значит.

Это был Джед, мужчина, оглядывающийся на свое мальчишество. Теперь он переключается на роль психотерапевта, чтобы указать те устарелые представления, от которых мужчинам нужно отказаться, чтобы стать зрелыми и общаться со своими партнершами на ином уровне.

Джед Даймонд

Устарелые представления могут завести нас в тупик, сделав несчастными и неспособными развиваться. Мне потребовалось некоторое время, чтобы избавиться от следующих установок:

● «Если я не стремлюсь к соитию все время, в любой момент дня и ночи, должно быть, со мной, как с мужчиной, что-то не так».

● «Если я не буду постоянно агрессивным, она будет думать, что меня к ней не влечет».

● «Если я буду воспринимать секс больше как любящее, трогательное и чувствительное взаимодействие и меньше — как «трах-тарарах», это будет означать, что я теряю свою мужественность и становлюсь женоподобным».

● «Если моя мужская компания выяснит, как мало мы «этим занимаемся», я потеряю лицо».

● «Если я не могу добиться эрекции по требованию или на это требуется больше времени, если я теряю ее прежде, чем мы переходим к соитию, то я становлюсь неудачником в качестве любовника, и она, вероятно, станет искать себе кого-нибудь другого».

● «Если ее тело уже не выглядит так, как выглядели девушки-модели, которых я помню по дням своей юности, то мне следует поискать женщину молодую и красивую, производящую большее впечатление».

● «Если я целыми днями или неделями не думаю о сексе, должно быть, я старею и дряхлею, и следующий этап — Альцгеймер и дом престарелых».

Я пришел к пониманию, что секс — важная часть жизни, но не с него все начинается и не им заканчивается. Важнее чувствовать полную любви связь с женой — и с жизнью в целом. Вместо того чтобы ограничиваться сексуальным соитием, секс расширился, включив в себя все способы, которыми мы можем наслаждаться в танце близости и удовольствия.

Рэнди, 59 лет

Хотя у меня было безопасное и легкое детство и мне вполне хватало внимания взрослых, я усвоил предвзятый и старомодный взгляд на жизнь, секс и брак. Главная мысль, которую я слышал в церкви и от матери, состояла в том, что секс — хотя мы никогда не произносили этого слова — предназначен только для продолжения рода. Когда главная женщина в церкви — девственница, а Мария Магдалина — раскаявшаяся грешница, то какие мысли это должно внушать людям?

Черт возьми, неслабо они задурили нам мозги — хотя, по их мнению, делали это для нашего же блага! На протяжении всего детства мать твердила мне, как ужасно родители чувствовали бы себя, если бы я влез в неприятности. Меня никогда не влекла преступная карьера, но хотелось иметь больше свободы и возможностей.

Самым большим позором на свете считалась внебрачная беременность. Упор всегда делался не на сочувствии к людям, чья жизнь изменилась, а на позоре, который обрушивался на головы их родителей. В школе, если какая-нибудь девочка беременела, она просто исчезала. Все мы знали почему, но никто ничего не говорил. Как это печально!