Колодцы предков - Иоанна Хмелевская

– Почерк последнего Лагевки! – проинформировал он осипшим от волнения голосом. – Боже мой!.. Слушайте: «Уважаемый друг! Перед лицом грозящей отовсюду смерти, я нарушаю данную отцу клятву и письменно оставляю известие, до сих пор передаваемое из поколения в поколение устно. В случае моей смерти, вы останетесь единственным распорядителем доверенного нам имущества. Оно лежит там, откуда вы на протяжении долгих лет черпали источник жизни, на самом дне. Документы скрыты в подвале дома, в котором я сейчас живу. Да даст нам бог пережить это страшное время.» Подпись. Болеслав Лагевка. И дата. Венгров, 1 октября 1939 года.

Михал опустил руку с листочком и обвел нас загоревшимся взглядом. Мы в свою очередь уставились на него.

– Он чувствовал, бедняга... – жалобно вздохнула тетя Ядя.

– Источник жизни! – застонала Люцина. – Матерь божья... На самом дне...

– Колодец?.. – неуверенно предположила я.

– Какой, ради бога, колодец?!!! – взбунтовалась Тереза. – Мы обыскали уже два, нет, три, если считать тот, что в Тоньче! Сколько еще будет этих колодцев?!!..

– Ничего нового. – Спокойно сказала моя мамуся, отодвинула кресло и села за стол. – Я с самого начала знала, что искать надо в колодце.

– Откуда вы черпали источник жизни, – произнес Михал, находящийся в полуобморочном состоянии. – Источник жизни и на дне... Это должно быть в здешнем старом колодце!

– Может, кто-то все украл, – уныло заметила я. – Франек, ты был здесь все время...

– Ни из какого колодца никто ничего не воровал, – твердо ответил Франек, в его голосе зазвучало отчаяние. – Бога ради, не думаете же вы, что это я!.. Или мой отец!.. Боже!..

– Идиот, – остановила его Люцина. – Не трогай себя и своего отца, хорошо? Надо подумать.

– Над чем? – фыркнула Тереза. – Уже два колодца оказались пустыми, где ты возьмешь третий, фаршированный?!

Люцина пожала плечами, отобрала у Михала свою спицу и воткнула ее в клубок. Марек задумчиво уставился на окно.

– На конверте нет адреса, – медленно сказал он. – А если он писал кому-то другому...

– А отцу дал только на хранение? – оживился Франек. – И этот чертов колодец в совсем другом месте, у кого-то другого? Может получиться и так!...

– Может, у покойного Менюшко? – ядовито подсказала Тереза.

– Освящали здесь, – напомнила я.

Михал посмотрел на нас взглядом полным отчаяния, после чего поднял листок:

– Антонию Влукневскому, сыну Франтишека в деревню Воля, – громко прочитал он. – Черным по белому написано...

– В таком случае, начнем заново старыми добрыми методами, – вздохнул Марек. – Франек, что здесь было раньше?...

– Ничего, все было как есть, – угрюмо ответил Франек. – Только жили мы в старом доме...

– Ой, а зачем вы его спрашиваете? Я то знаю лучше, – нетерпеливо прервала моя мамуся. – Я приезжала сюда, когда его еще и на свете не было. Дом был в коровнике, а там, где мы сидим, росла смородина. Остальное стояло как сейчас, я все прекрасно помню.

– И ты не знала, где был колодец? – сердито спросила я.

Моя мамуся посмотрела на меня так, будто ее осенило. Все замолчали и внимательно на нее смотрели. Что-то здесь было не в порядке...

– Действительно, зачем же ты расспрашивала про колодцы у Франека? – рассердилась Тереза.

– Ты забыла про колодец? – агрессивно вмешалась Люцина. – И что еще ты так здорово помнишь?

Моя мамуся очнулась:

– Как это что? Все! Там где мы копали, колодца не было! Колодец был возле дерева, я сама доставала оттуда воду.

– У какого дерева? – неуверенно спросил Франек.

– Возле дуба. Он был возле первого, но ближе к дубу. Я совсем про него забыла!

В первую минуту казалось, что младшие сестры задушат старшую, а двоюродный брат им поможет. Если бы взглядом можно было убить, у нас бы получился еще один труп. Михал Ольшевский подавил готовящиеся вырваться эмоции:

– Минутку, – поспешно произнес он. – Когда это было? Он был самым старым?

– Вовсе не самым. Самым старым был тот, что мы раскопали вначале. Он уже тогда был старым и засыпанным. Тот, что возле дуба, тоже был довольно старым, дядя даже говорил, что надо выкопать новый, потому что в этом вода сделалась какой-то железистой...

Михал выпрыгнул из кресла и уселся обратно.

– Железистой!.. Если сундук был окован!.. Железо ржавело... Где это место?!!!

– Я же говорю – возле дуба...

– Матерь божья, третий колодец... – тихонько пропищала Люцина.

Тереза с чумным видом медленно поднялась с кровати:

– Неужели весь мир усеян колодцами наших предков? – спросила она странным голосом. – Может, мне до конца жизни раскапывать прадедовские колодцы?!.. Не нужны мне эти триста жемчужин!!!..

* * *

Третий колодец обнаружился через несколько часов поисков. Дуб, одинокий, старый и могучий, рос на краю вспаханного поля, в сорока метрах от развалин. Каменный круг находился примерно посередине. Даже удивительно, как его до сих пор не засыпали камнями, поскольку за коровником уже вздымались настоящие пирамиды.

Марек принял командование на себя. Не обращая внимания на протесты Михала и моей мамуси, он объявил перерыв в раскопках и отправил всех родственников на полевые работы. Подключившись к колодезной каторге, Франек абсолютно забросил хозяйство. Найденный колодец мы должны были раскопать только по окончанию уборки и раскопать за один раз, не оставляя злодею времени на махинации. Франек с облегчением вздохнул и на рассвете отправился в поле, родственники складывали снопы, тетя Ядя дала выход своей страсти и щелкала что ни попадя, меня отправили в фотомастерскую для получения пленки с подошвами убийцы. С пленками пришлось ехать в Варшаву, поскольку в Венгрове тематика снимков могла вызвать ненужную сенсацию. То покойник, то громадные следы, то еще что-нибудь необычное...

Моему приезду в Варшаву очень обрадовался отец, который как раз вышел в отпуск.

– Я хотел ехать в Волю завтра, – сказал он. – Но раз так, поеду сегодня, вместе с тобой. Сейчас соберусь.

Поэтому обратный путь я проделала вместе с отцом, которому я прокричала все сенсационные известия. Делать это было не совсем удобно, поскольку отец сидел сзади и приходилось кричать за себя. На переднем сидении он не хотел ехать ни за какие коврижки, поскольку тридцать лет назад пережил автокатастрофу, от которой до сих пор не оправился. Что из того, что я кричала, он услышал, не знаю, во всяком случае о подробностях он допытывался с большим интересом. Я старалось удовлетворить его интерес как можно полнее, поскольку на месте разговор с отцом о сокровищах исключался. Время от времени он снимал очки со слуховым аппаратом и переставал слышать, а снимал он их потому, что не любил. Выкрикивать тайну на всю округу было исключено, поэтому отец должен был все узнать по дороге. Если бы я знала, к чему это приведет, то не произнесла бы ни слова.