Крупным планом - Дуглас Кеннеди

Я за пятнадцать минут вернулся в Нью-Кройдон, припарковал машину у вокзала и успел на электричку в 7.02, идущую в город. По пути я прятался за «Нью-Йорк таймс». Иногда я выглядывал из-за серых страниц, чтобы убедиться, что никто за мной не подглядывает. Ведь наверняка все написано у меня на лице, скрыть мне ничего не удастся. Кто-нибудь обязательно заметит, позовет кондуктора, пошепчет ему на ухо. После этого кондуктор тревожно посмотрит на меня и поспешит прочь. А когда мы прибудем на Центральный вокзал, меня уже будут ждать полицейские.

Но никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Для них я был просто еще одним костюмом. И впервые за свою сознательную жизнь я испытал благодарность к этой серой шерстяной анонимности.

Эстелл удивилась, увидав меня в офисе в половине девятого.

— Вы меня вчера очень встревожили, мистер Брэдфорд, — сказала она.

— Я выживу.

— Вы все еще неважно выглядите, — сказала она, разглядывая мое пепельное лицо. — Вам не следовало приходить так рано.

— Ты тоже пришла с утра пораньше, — заметил я.

— Мистер Лоуренс назначил собрание партнеров…

Сигнал тревоги.

— На какой час? — спросил я.

— Сегодня во второй половине дня. Вот почему я и пришла так рано. Решила, что лучше приду пораньше, чтобы подготовить все документы, которые вам могут потребоваться…

— Собрание партнеров? Черт побери, Эстелл!

— Вряд ли оно начнется раньше трех. И я успею все для вас подготовить…

— Почему меня не информировали?

— Вы были больны, мистер Брэдфорд.

— Ты вчера звонила мне дважды. Могла бы позвонить еще раз.

Ее явно удивил мой раздраженный тон.

— Секретарша мистера Лоуренса сообщила мне о собрании только в половине шестого. Я не хотела беспокоить…

— Надо было побеспокоить.

— Я подумала…

— Ты неправильно подумала. Собрание партнеров! Ты же знаешь, мне к таким событиям надо готовиться, Эстелл. Ты же знаешь, что мне придется встать и отчитаться за свою жизнь за последние три месяца. И ты также знаешь, что это вовсе не та информация, которую можно на меня вываливать с утра пораньше в долбаный вторник. Теперь окажется, что я буду единственным недоумком, который появится там неподготовленным. Что я им скажу? Простите, ребятки, но моя тупоголовая секретарша забыла…

Я с трудом заставил себя прервать тираду. Поставил локти на стол, опустил голову и сжал ее ладонями.

— Извини, — прошептал я. — Мне очень жаль…

Она выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я почувствовал сильную, пугающую дрожь. Окно — вон оно, прямо за твоей спиной. Пять коротких шагов, быстрым рывком обеими руками поднять раму вверх и нырнуть в пустоту. Четырнадцать этажей. Десять секунд ужаса. Говорят, смерть практически мгновенна. Ты можешь умереть, даже еще не долетев до земли. Чудный инфаркт в свободном падении, и ты теряешь сознание еще до того, как…

Послышался стук в дверь. Я поднял голову, внезапно осознав, что с того момента, как Эстелл выскочила из комнаты, прошло десять минут. Передо мной стоял Джек Майл и с тревогой смотрел на меня. Он закрыл за собой дверь и приблизился к столу. Я отмахнулся от него:

— Пожалуйста, я все знаю. Я совсем не хотел… Не понимаю, что на меня нашло… Никуда не годится… Я извинюсь. Обещаю. Обещаю.

— Бен, — сказал Джек мягко, кладя мне успокаивающую руку на плечо. — Что происходит?

Я начал рыдать. Громко. Джек снял руку с моего плеча, сел в кресло и стал молча терпеливо ждать, когда я успокоюсь.

— Расскажи мне, — попросил он.

Как же мне хотелось все ему рассказать. Абсолютно все. Чтобы избавиться от этого ужаса. Умолять его дать мне хоть какое-то отпущение грехов. Я знал, что этого он не мог, да и не стал бы делать. Особенно теперь. Через полтора дня. Когда я засунул Гари в морозильник и аккуратно разобрал все его документы. Убийство в состоянии аффекта теперь выглядело тщательно спланированным. И Джек никогда не сохранит мое признание в тайне, в этом можно было не сомневаться. При всей его отеческой мягкости, он строго следовал всем правилам, когда речь шла о правильном и неправильном. И как бы я перед ним распинался, лишение человека жизни нельзя было отнести к «правильным» поступкам.

Поэтому я ограничился тем, что сказал:

— Бет хочет развестись.

— Черт! — выругался он тихо. Ему нравилась Бет, нравились наши дети. Этого ему еще не хватало. У него у самого было достаточно мрачных новостей. — Когда она об этом сказала?

— Вчера вечером.

— Поссорились?

— Вроде того.

— Может быть, она так сказала в приступе гнева…

Я покачал головой.

— В такие моменты чего только не наговоришь, — настаивал он.

— К этому шло уже несколько месяцев, Джек. Лет.

— Кто-нибудь еще замешен? Третий?

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Нет, это не в духе Бет.

— Я тебя имел в виду.

Я исхитрился даже рассмеяться:

— И не в моем духе тоже.

— Тогда в чем проблема?

— Взаимное недовольство. Мы просто перестали ладить.

— Такое случается со всеми браками. Дай время, все устаканится.

— Она не хочет, чтобы все вернулось на круги своя. Ей не нравилось, как мы с ней жили.

— Тогда зачем она родила от тебя двоих детей?

— Потому что…

— Ну?

— Случайность.

— Вся жизнь — гребаная случайность.

— Кому бы ты говорил.

— Ты любишь ее? Своих детей?

Я кивнул.

— Тогда разберись с этим вопросом.

— Все не так просто. Она не хочет слушать…

— Ей придется слушать…

— Она не хочет! С ее точки зрения все кончено. Умерло.

— Вообще никакой надежды?

— Никакой. Я ее хорошо знаю, Джек. Она ничего не решает с кондачка. Но если она принимает решение, оно окончательное. И назад ходу нет.

Джек озабоченно замолчал. Он вдруг стал выглядеть старым и больным.

— Мне очень жаль, — наконец сказал он.

— Эстелл…

— Она сильно расстроилась…

— Я не хотел…

— Глупо с твоей стороны.

— Я пойду и извинюсь.

— Только не сейчас. Позволь мне сначала попытаться все сгладить. И насчет сегодняшнего собрания партнеров… Думаю, будет лучше, если его проведу я.