Принцип домино - Фридрих Незнанский

— Я ж говорил тебе: так его назвал и записал в своей книге мулла. А с ним не поспоришь.

Он уже увидел в приоткрытую дверь прозекторской, как прозектор возился с голой мертвой женщиной, чьи знакомые рыжеватые волосы были видны отсюда.

— Такая молодая, ай, что делается! — зацокал языком Реваз.

— Только сегодня ее доставили, — проследил за его взглядом Алексей. — А застрелили несколько дней назад. Запах чувствуете? Я уже привык. А у нас в группе двое ребят отказались. Из института ушли. Что характерно, девушки остались. Сначала, правда, в обморок падали. Потом быстрее нас привыкли.

— Можно мне посмотреть на Абдурахмана? — спросил Реваз.

— Можно, наверно… — замялся Алексей. — Только разрешат ли? Сейчас спрошу…

— Я только что из Махачкалы прилетел, — напомнил Реваз, старательно прислушиваясь к тому, что доносилось из приоткрытой двери. — У меня обратный билет на вечер. Давно его не видел.

Оттуда доносилось негромкое позвякивание металлических инструментов, слабо различимое в ровном гуле холодильных камер.

— Так я могу Абдурахмана посмотреть? — еще настойчивее повторил Реваз. — Я тебя, Алеша, отблагодарю, не сомневайся.

Он сунул руку в карман, нащупал и взвел предохранитель. Алексей махнул рукой:

— Нет-нет… Ничем не могу помочь. Придется вам подождать.

Услышав сухой щелчок, донесшийся из коридора, пожилой, сухощавый прозектор в очках и зеленоватом халате поднял голову и увидел вошедшего в камеру небритого кавказца.

— Алеша! Почему здесь посторонние? — крикнул он. — Вы, простите, кто? Как вы сюда попали?

— Нет больше Алеши, — сказал Реваз. — Ты, дорогой, пулю от «ТТ» уже достал? — сказал Реваз, кивнув на распиленный череп Марины. — А вот и тот самый пистолет… — Он вытащил из кармана «ТТ» с еще теплым от выстрела стволом. — Этот, можешь не сомневаться.

Прозектор изучающе смотрел на Реваза, как если бы это был один из здешних покойников, внезапно поднявшийся со стола.

— А ну дай, генацвале, я взгляну… — спокойно сказал он, протянув руку к пистолету. Похоже, он вовсе не держался за свою жизнь.

— Какой я тебе генацвале? — вспыхнул Реваз. — Ты что говоришь, козел!

Еще один сухой щелчок, и прозектор рухнул лицом на грудь мертвой Марины.

Реваз подошел ближе, стараясь на нее не смотреть, и все же не удержался, заглянул ей в лицо. Потом не спеша взял из ванночки извлеченную пулю, завернул ее в салфетку, сунул в карман и вышел в коридор.

Так же не спеша он достал из халата Алексея ключи и осторожно, чтобы не запачкать обувь в крови, дошел до двери. Там он отклеил усы, снял галстук и положил его вместе с пиджаком в баул, откуда достал светлую ветровку и быстро ее надел. Потом он изменил свой прямой пробор на косой, глядя на себя в темное стекло на стене, под которым были вывешены какие-то правила. После этого открыл замок и вышел из морга наружу.

Гроза прошла. Светило солнце.

Не спеша и не оглядываясь, он неторопливо направился к кинотеатру, не глядя на встретившихся ему женщин в мятых белых халатах. Кажется, он сегодня везде успевал. Двухсерийный фильм — это все-таки три часа, не меньше. Зал был наполовину пустым. Когда погасили свет, он аккуратно положил ключи от морга под сиденье, а «замазанный» «ТТ» сунул, отогнув проволочную сетку, в вентиляцию. После чего перебрался через проход на последний ряд. Когда погас свет, он снова наклеил в темноте усы, изменил обратно косой пробор на прямой. И надел пиджак и галстук.

Вскоре, забыв обо всем, он с волнением, переходящим в возбуждение, стал настолько эмоционально переживать перипетии картины, что на него пару раз обернулись. А он смотрел, не отрываясь, на такую несчастную и такую роскошную блондинку, переживая за нее, когда разные злодеи и убийцы ее использовали и передавали из рук в руки, пока она не оказалась наконец в объятиях усатого брюнета, того самого главного героя, что Ревазу очень понравился. Пару раз, мельком правда, вспомнил мертвое лицо Марины и ее распиленный череп, но тут же постарался забыть.

После сеанса Реваз вышел из кино, смешавшись с толпой. В сторону морга старался не оглядываться. На троллейбусной остановке женщины уже говорили, что в морге всех врачей перебили какие-то бандиты за то, что там плохо обошлись с трупом их кореша: не то золотой перстень с его пальца сняли, не то плохо побрили — разное говорят. И будто милиция ищет по всей больнице какого-то усатого кавказца, которого там видели.

Реваз поднялся в салон подошедшего троллейбуса, проехал несколько остановок, вышел, прошелся по скверу, купил газету «Московский комсомолец», посмотрел на часы. Кажется, пора. Он сел на скамейку, закрылся газетой, огляделся. Вроде ничего подозрительного. Он достал сотовый, нашел на дисплее номер Вадима.

Вадим был в кабинете Петра Полынцева, поверяя его на наличие «жучков», когда услышал звонок на свой сотовый. И включил его, вопросительно глянув на хозяина кабинета. Тот, работавший над текстом пьесы, махнул рукой:

— Разговаривайте, разговаривайте. Вы мне ничуть не мешаете.

— Вадик, сейчас будут новости по шестому каналу, — сказал Реваз. — Смотри, может, увидишь что-то интересное…

— Я не у себя, — негромко сказал Вадим. — Ты можешь своими словами. Ну что? Да, нет?

— Пуля у меня, — сказал Реваз. — Подробности потом…

Вадим отключил аппарат. Петр Андреевич поднял голову:

— Извините, Вадим Анатольевич, что я невольно услышал, но мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя как дома. Вам что-то нужно?

— Да, мне сказали, будто сейчас будут передавать о резком повышении курса доллара, и почему-то по шестому каналу.

— Пожалуйста, нет проблем… — мэтр выставил ладони перед собой, будто защищаясь. — Вот вам пульт, включите и смотрите, сколько вам заблагорассудится.

Вадим поблагодарил кивком и включил шестой канал.

Новость о расстреле в судебно-медицинском морге на Пироговке передавалась первой. Голос миловидной дикторши задрожал от ужаса: никто не знал, как это могло случиться. На звонки и стук в дверь морга никто не отвечал. Пришлось вызывать охрану, которая взломала дверь. Показали два трупа в зеленоватых халатах, которые лежали в лужах крови.

— Расследование этого злодеяния взяла на себя Генпрокуратура, поскольку это может быть как-то связано с другим, ранее возбужденным делом, — сказал молодой тележурналист. — О чем нам сказал только что прибывший к месту трагедии следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Герман Шестаков. Вот, кстати, он оттуда выходит.

На экране появился молодой, щуплый парень в очках и с кейсом, чей облик вязался скорее с образом доброго следователя, чем злого. Но он только пожал плечами, когда телевизионщики преградили ему путь.

— Как вы считаете, какова цель этого дикого, даже для наших страшных времен, преступления?