Трое из леса - Юрий Никитин

Мрак быстро собрал оружие убитых, обшарил трупы, сгреб вмешок амулеты, чужие обереги — волхв разберется, — наконечники стрел,прочую необходимую в походе мелочь. Когда попытался отыскать брошенного кабанаи дроф, нашел знакомые волчьи следы и услышал знакомый запах. На душе посветлело— и здесь волки живут! Значит, мир не безнадежен.

Труднее было с конями степняков. Мрак побаивался этихогромных зверей, они его страшились еще больше, чуя волка, и это придало емухрабрости. К тому же даже Степан ездил на них сражаться со степняками, если небрешет, да и сами степняки народ мелкий, супротив невра — тьфу…

Он изловил троих, спутал передние ноги, чтобы не убежали, наостальных махнул рукой. Возвращаясь, возле самой землянки остановился, хлопнулсебя ладонью по лбу. Кабана потеряли, жрать нечего…

Он выпорол печени у всех убитых, сполоснул в бочке с водой.Таргитай сидел, склонившись над Зариной, что-то нашептывал. Олег перевязывалруку Снежане, та безучастно смотрела в пол.

— Волхв, — сказал Мрак резко. — Лучшеелекарство — хорошая еда! Зажарь эти печенки. Сразу огонь пойдет по жилам.

Он вывалил на середину стола мокрые скользкие куски. Олегпугливо покосился, узнал, но огонь разжег быстро. Мрак вышел за дровами.

Изгоям кусок не лез в горло, хотя запах жареной печенкизаполнил землянку. Снежана к еде не прикоснулась, а Зарина осталась лежатьлицом к стене. Плечи ее подрагивали.

Мрак ел в охотку, резал жареную печень длинным степняцкимножом, пробовал лезвие. Острые зубы поблескивали в свете лучины. Заринавсхлипнула чуть громче, и Мрак сказал сердито:

— Девка, брось! Мертвых не воскресишь, а живым житьнадобно. Ты цела, даже руки-ноги не поломали.

Зарина всхлипнула снова, в мертвой тишине едва слышнопрошелестел ее страдальческий голос:

— Лучше бы руки-ноги поломали… Они ж меня всюиспоганили… Как жить с таким позором?

Мрак со стуком вогнал нож в середину стола, гаркнул люто:

— Дура! Какой позор? Они ж поганили только тело, а душуне достали! Пойди к ручью, помойся — только и делов!

Снежана с укором взглянула на огромного невра, опустилаглаза. Таргитай, напротив, ожил, воззрился на Мрака с надеждой. Голос Зариныдрожал от плача:

— Дядя Мрак… у вас в Лесу по-другому… Умыкаете, брат ссестрой живет… А нам, полянам, боги дали заветы строгие! У нас говорят: не берижены богатую, бери непочатую… Вам что, на мужике та же шапка.

Мрак хмыкнул, с удивлением оглядел стол, где, похоже,пировал один, зато за всех пятерых.

— Даже боги не всегда говорят… умно. Тебя не поганили,поняла? Аль у полян души нету?.. Ведь тело — ножны, а душа — нож. Был бы клинокцел, не испоганился, а ножны… Для того и созданы богом, чтобы охранять душу отгрязи!

Олег поднял от стола глаза, исподлобья и украдкой бросилвзгляд на жующего Мрака. Кулаки — кувалды, между глаз стрела поместится, рукитолстые, как бревна, перевитые узлами мускулов, а оторопь берет оттого, чтоговорит так непривычно. Сила есть — ума не надо, Мрак по уму не долженотличаться от дикого тура. Он и не отличался… раньше.

Мрак сладко с подвыванием зевнул — одна была у волка песня,и ту перенял, — сказал грубо:

— Всем спать! Ишь, нюни распустили! Утро вечерамудренее.

Таргитай и Олег остались с женщинами, Мрак ушел, в землянкедля него всегда было слишком много вони. Летние ночи коротки, но для Таргитая,для которого и зимние ночи коротки слишком, эта ночь тянулась бесконечно. Он незасыпал, пробовал заговорить с Зариной, та не отвечала, притворялась спящей.Лишь Снежана заснула, ее мерное дыхание звучало непритворно.

Под утро Таргитай, голодный и усталый, начал проваливаться вдрему. Смутно услышал шлепанье босых ног, но не пошевелился. Потом его потряслигрубые руки. Он открыл глаза, ожидая увидеть Мрака, это был бледный опечаленныйОлег.

— Снежана умерла.

— Как? — не понял Таргитай. — Она же…

— Просто не вернулась из сна. Там ее дети еще живые…

Таргитай вскочил, с испугом посмотрел на угловую лавку. Олегуже накрыл мертвую с головой. Соседняя лавка под стеной была пустой вовсе.

— А где Зарина?

Олег оглянулся на пустую лавку, словно только что заметил:

— Ночью была…

Таргитай выбежал из землянки, едва не высадив дверь. Солнцеуже поднялось, воздух был свежим, холодным. Мрак поил коней, держа в рукахведро.

— Зарина! — закричал Таргитай, срывая голос довизга. — Зарина!.. Отзовись!

Мрак опустил ведро. Лицо его было темным, как грозовая тучанад Лесом.

— Не вернется, — бросил он коротко. — Еслиэта дура ушла туда, куда задумала.

Он сердито сплюнул. Таргитай дергался, словно его,привязанного, жалили змеи. Мрак быстро пошел к речке, держа глазами только длянего различимый след по утренней росе. Таргитай стонал, кусал пальцы, натыкалсяна Мрака и Олега.

Когда вышли к речке, Мрак кивнул:

— Ее следы… Вода не успела размыть, видите?

— Зачем… зачем она?

— Дура потому что. По их дурным верованиям, на ней —позор! Какой позор, ежели степняки, что насильничали, ее как раз и не тронули?Это ж ее тело они терзали, а она была далеко… с тобой, наверное! А тело — недуша, отмыть легко. Душу и то случалось отмывать…

Таргитай не слушал, бегал по воде, всматриваясь в песчаноедно. Речка крохотная, лягушке трудно утопиться! Видать, набрала камней запазуху, легла на дно, боролась с собой, чтобы не вскочить, а вода уже бежала вгорло, в грудь…

Он застонал, потряс кулаками:

— Это степняки… Они хуже, чем звери!

Мрак холодно оскалил зубы. Простак Таргитай! Не знает, чтовсе люди хуже, чем звери.

Мрак увел обоих, мощно похлопывая по плечам:

— Не дали боги нам осесть, ополяниться… Надо уходить.

Олег оглядывался, в реке просвечивалось что-то белое, носмолчал. Мрак наверняка заметил еще раньше, не мог не заметить оборотень, носмолчал, надо смолчать и волхву, если не хочет быть глупее оборотня.

— Один степняк убег, думаешь?

— Если не сдох по дороге. Я ранил и его, и коня… Ноесли уцелел, приведет других. Надо уйти раньше.

Олег передернул плечами, словно внезапно подул холодныйветер. Перед глазами встал Степан, распятый на двери, утыканный стрелами, собрезанными веками.

— Там трое коней, — напомнил Мрак. — Еслипешком, нас поймают, как барсуков. Попробуем на конях, славяне?

— Почему «славяне»? — спросил Таргитайобидчиво. — Мы — невры!