Выстрел в лицо - Донна Леон

— Что именно?

— Про правила наследования и поведение человека при этом. Короче, существует одна теория, объясняющая, почему мужики такие агрессивные и все время друг с другом соперничают — другими словами, почему мы такие сволочи. Надя говорит, это потому, что все мы хотим заполучить доступ к самым фертильным самкам.

Поставив локти на стол, Брунетти уронил голову на руки и застонал. Он, конечно, хотел сменить тему разговора, но не настолько же!

— Ладно-ладно. Но надо же было тебя ввести в курс дела, — запротестовал Вьянелло. — Так вот, как только они добиваются самых фертильных самок, они их оплодотворяют — и после этого уже не сомневаются, что дети, которые унаследуют их стадо коз, им не чужие. — Вьянелло взглянул на Брунетти, чтобы убедиться, что тот следует за полетом его мысли, но начальник сидел все так же опустив голову. — Знаешь, Гвидо, когда она мне это все объясняла, это не казалось таким уж бредом. В конце концов, все мы хотим, чтобы наше имущество перешло к родным детям, а не чьему-нибудь кукушонку.

Молчание Брунетти — хорошо хоть стонать перестал, и на том спасибо — вынудило Вьянелло добавить:

— Вот почему мужчины постоянно соперничают. Это в нас эволюция заложила.

— Из-за коз? — приподняв голову, уточнил Брунетти.

— Угу.

— Ничего, если мы это обсудим как-нибудь в другой раз?

— Как пожелаешь.

Внезапно этот дурацкий шутливый разговор показался Брунетти, который взглянул на папки с документами по делу у себя на столе, на редкость неуместным. Он молчал, не зная, что сказать. Вьянелло поднялся, заявив, что ему нужно еще переговорить с Пучетти, и ушел. Брунетти остался сидеть, не отрывая взора от бумаг.

Его отвлек телефон. Звонила Паола — напомнить, что сегодня вечером идет на вечеринку в честь ухода на пенсию одного из своих коллег. Дети уехали на фестиваль фильмов ужасов и на ужин тоже не придут. Не успел Брунетти и рта открыть, как Паола уже заверила его, что оставит ему что-нибудь из еды в духовке.

Он поблагодарил жену и, вспомнив про просьбу графа, которую так и не выполнил, спросил:

— Отец ничего тебе не говорил по поводу Катальдо?

— Последний раз, когда я болтала с мамой, она мне сказала, что, похоже, папа ему откажет. Но почему, неизвестно. Ты же знаешь, как отец любит с тобой говорить, — добавила она после паузы. — Изобрази из себя обеспокоенного его делами зятя и позвони ему сам. Пожалуйста, Гвидо.

— Я и есть обеспокоенный его делами зять, мне это изображать не надо, — возмутился Брунетти.

— Гвидо, — сказала Паола и сделала длинную паузу. — Ты и сам знаешь, что никогда не интересовался его бизнесом — во всяком случае, никогда не демонстрировал этого интереса. Уверена, папа будет в восторге, если ты наконец проявишь этот самый интерес.

Сам Брунетти неоднозначно относился к деловым проблемам тестя. Дети Брунетти рано или поздно должны будут унаследовать состояние графа, и, по мнению самого Брунетти, любое проявление с его стороны интереса, даже самого невинного, к этому вопросу можно истолковать как банальную корысть. От одной мысли об этом Брунетти почувствовал себя крайне неловко.

Пока Паола ждала, что же он ответит, Брунетти понял, что расспросы про Катальдо тоже могут показаться двусмысленными — в конце концов, супругой Маурицио была женщина, которая так заинтересовала Брунетти, что он даже не сумел этого скрыть.

— Хорошо, — нехотя заговорил он. — Я ему позвоню.

— Вот и умница, — ответила Паола и повесила трубку.

Брунетти набрал номер офиса тестя, представился и попросил соединить его с самим графом Фальером. На этот раз обошлось без всяких щелчков, стрекота и задержек. Уже спустя секунду в трубке послышался голос графа:

— Гвидо, я рад тебя слышать. У тебя все в порядке? Дети здоровы?

Если бы это услышал человек, незнакомый с их семьей и тем фактом, что Паола каждый день разговаривает со своими родителями, он бы непременно решил, что граф давным-давно не получал известий о судьбе своих родных.

— Все здоровы, спасибо за заботу, — ответил Брунетти и тут же перешел к делу: — Я хотел узнать, приняли ли вы решение по поводу того проекта. Насчет инвестиций. Извините, что я с вами не связался, но мне так и не удалось узнать ничего серьезного. Во всяком случае чего-то такого, чего вы бы уже и сами не знали. — Привычка в телефонных разговорах выражаться как можно туманней так въелась Брунетти в подкорку, что он, даже интересуясь всего лишь повседневными делами одного из членов своей семьи, старался не упоминать никаких имен и сообщать как можно меньше конкретной информации.

— Ничего страшного, Гвидо, — прервал его размышления голос тестя. — Я уже решил, что мне делать. Если хочешь, могу тебе сказать, — добавил он после паузы. — Сможешь выкроить для меня часок?

Учитывая унылую перспективу одинокого ужина в пустом доме, маячившую перед Брунетти, он с радостью согласился.

— Я бы хотел сходить взглянуть на одну картину, которую обнаружил вчера вечером. Если хочешь, можешь присоединиться. Только честно скажи, что думаешь.

— С удовольствием. Где встретимся?

— Может, у Сан-Бортоло? Оттуда до галереи можно дойти пешком.

Они условились встретиться в половине восьмого. Граф был уверен, что, если он позвонит владельцу, тот дождется их и не будет закрываться. Взглянув на часы, Брунетти понял, что успеет еще немного поработать — разделаться с бумагами, которые скопились на столе за целый день. С трудом сосредоточившись, он принялся читать. Меньше чем через час одна из стопок переместилась с правого конца стола на левый. Брунетти, хоть и гордый сознанием своей работоспособности, с трудом мог бы сказать, о чем он только что читал. Поднявшись на ноги, он подошел к окну и принялся пустым взглядом смотреть на церковь на той стороне канала. Зашнуровав ботинки, он открыл дверь шкафа и погрузился в поиски сапог на шерстяной подкладке, которые не носил уже сто лет, со времен последней, особенно высокой, acqua alta. Несколько месяцев назад Брунетти заметил, что один сапог покрылся плесенью, и теперь решил воспользоваться удобным случаем и выбросить их в мусорное ведро. Будем надеяться, подумал он, что, случись в городе очередное наводнение, я не окажусь в этот момент в квестуре, да еще без сапог. Еще больше Брунетти надеялся, что синьорина Элеттра не узнает, что он выбросил резину в ведро для бумажного мусора.

Вернувшись к себе за стол, он изучил расписание дежурств. Оказывается, Альвизе назначили сидеть в участке дежурным всю следующую неделю. Брунетти это не устраивало, так что он быстренько записал его в патруль к Риверре.

Наконец пришло время выходить. Брунетти решил пойти пешком, о чем пожалел, как только свернул на улочку Сан-Лоренцо. Температура резко упала, и он расстроился, что не захватил из шкафа шарф. На площади Санта-Мария-Формоза ветер немного утих, но при виде обледеневших луж возле фонтана Брунетти стало еще холоднее.