Ночные кошмары - Нора Робертс

– Думаешь, он написал бы тебе, если бы ты не был моим сыном? – В прищуренных глазах Фрэнка читались страх и гнев. О том же говорил надтреснутый голос. – Этот сукин сын годами отказывался говорить с кем бы то ни было. А пытались многие. Брокоу, Уолтере, Опра… Никаких комментариев, никаких интервью, ничего. А сейчас, когда ему осталось сидеть всего несколько месяцев, он пишет тебе и предлагает выложить свою историю на блюдечке. Черт побери, Ной, это не имеет отношения к твоей работе. Это имеет отношение ко мне.

– Может быть, – холодно ответил Ной, снова надевая очки. – А может быть, к нам обоим. Нравится тебе моя работа или нет, она моя. И я буду ее продолжать.

– Я никогда не говорил, что мне не нравится твоя работа.

– Нет, но и обратного тоже никогда не утверждал. – Ной только сейчас понял, насколько это его удручало. – Я беру свое всюду, где нахожу его. И не отступаю. Этому я научился у тебя. Увидимся в воскресенье.

Фрэнк сделал шаг вперед и открыл рот. Но Ной уже шагал прочь. Ощутив свой возраст, отец сел, опустил взгляд и уставился на свои руки.

Плохое настроение сопровождало Ноя всю дорогу домой, как надоедливый пассажир на заднем сиденье серо-стального «БМВ». Он опустил крышу и включил радио на полную мощность, пытаясь избавиться от гнева, владевшего всеми его мыслями.

Ему было не по душе внезапное открытие, что Фрэнк вовсе не собирается плясать от радости из-за успеха, которым пользуются книги сына.

Он знал, что это глупо. Он был достаточно взрослым, чтобы не нуждаться в родительских оценках и аплодисментах. В конце концов, ему не восемнадцать лет и он не забросил победный мяч на исходе четвертой четверти баскетбольного матча. Он зрелый человек, довольный своей жизнью и своей работой. Ему хорошо платят и похвалами тоже не обделяют, так что, слава богу, его самолюбие не страдает.

И все же он знал, прекрасно знал, что отец не одобряет его творчество. Просто никому не хотелось ссориться, и оба предпочитали молчать.

«Вплоть до сегодняшнего дня», – подумал Ной.

Сэм Тэннер не просто предложил рассказать свой случай. Он вбил клин в трещину, о существовании которой Ной знал давно. Эта трещина между ним и отцом возникла в тот момент, когда Ной решил писать о кругах, расходящихся по воде после убийства.

Если бы он писал детективы, где все выдумано от первого до последнего слова, этого не случилось бы. Фантазия – это одно, а копание в грязи и выставление на свет божий действительности – совсем другое. Зачем писать на потребу публики о настоящих убийцах, жертвах и людях, сумевших выжить? Именно это не нравилось его отцу… и именно этого он не мог понять.

А Ной не знал, как это объяснить, и исходил желчью от собственного бессилия.

Однако при виде стоявшей перед домом машины Карин у него все вылетело из головы.

Девушка сидела под навесом с обратной стороны дома. Ее крутые бедра обтягивали крошечные розовые шорты, лицо защищала от солнца соломенная шляпа с широкими полями. Когда Ной открыл стеклянную дверь, Карин подняла взгляд. Ее глаза за янтарными линзами фирменных темных очков были полны слез, губы дрожали.

– Ох, Ной… Я так виновата. Сама не знаю, что на меня нашло.

Он наклонил голову набок. Это было бы очаровательно, если бы не было так скучно. Все было до боли знакомо по прошлому. Драки, ругань, обвинения, бросание вещами, погром. Потом глаза, полные слез, и мольбы о прощении.

А пока до этого не дошло, она будет умасливать его и предлагать секс

Карин встала, улыбнулась дрожащими губами, пошла к нему, обняла, и Ной понял, что ей не хватает мозгов на импровизацию.

– Эти дни без тебя мне было так плохо… – Она подставила ему губы. – Давай войдем, и я покажу, как по тебе соскучилась.

Ноя слегка встревожило, что он не почувствовал ни намека на желание.

– Карин, это не поможет. Давай скажем себе: это было славно, но все осталось в прошлом.

– Ты ведь так не думаешь, Ной?

– Думаю – Пришлось отстранить Карин, чтобы она перестала тереться об него грудью. – Именно так я и думаю.

– У тебя есть кто-то другой, верно? Все время, которое мы прожили вместе, ты морочил мне голову.

– Нет, никого другого нет. И мы не жили вместе. Ты только начинала здесь устраиваться.

– Ты ублюдок! Я знаю, в нашей постели спит другая! – Она прошмыгнула мимо него в дом.

– Это не наша постель, а моя. Черт побери! – Она не столько злила, сколько утомляла его. Так продолжалось до тех пор, пока Ной не пришел в спальню и не увидел, что она откинула покрывало. – Эй! Перестань!

Он схватил Карин за руку, но девушка вырвалась и оказалась по другую сторону кровати. Прежде чем Ной успел остановить ее, она схватила стоявшую на тумбочке лампу и швырнула в него. Он едва успел прикрыться, чтобы не получить массивной подставкой между глаз.

Звука бьющегося стекла было достаточно, чтобы в нем вспыхнул гнев.

– Ах, так? Ну ладно. Пошла вон. Убирайся из моего дома и забудь сюда дорогу!

– Тебе никогда не было до меня дела! Ни до меня, ни до моих чувств!

– Ты права. Именно так. – Карин устремилась к его баскетбольному кубку, но он преградил ей дорогу. – Мне плевать на тебя, – выдохнул он, пытаясь выставить Карин и в то же время не слишком пострадать от ее длинных и острых ногтей. – Да, я свинья, моральный урод, сукин сын.

– Я тебя ненавижу! – Пока Ной тащил Карин к двери, она колотила его руками и ногами. – Чтоб ты сдох!

– Представь себе, что это уже случилось. А я представлю, что сдохла ты. – Он вытолкнул Карин наружу, закрыл дверь и привалился к ней спиной.

Потом тяжело вздохнул, повел плечами и насторожился, не услышав звука мотора. Он выглянул в окно как раз вовремя. Карин царапала ключами капот его «БМВ».

Он зарычал, как раненый лев. Когда Ной открыл дверь и выскочил наружу, Карин уже прыгнула в свою машину и нажала на газ.

Он стоял, стиснув кулаки, и смотрел на причиненный ущерб. Глубокие уродливые царапины образовывали две буквы. Что ж, по крайней мере, она не успела закончить слово. И на том спасибо.

О'кей. Раз так, надо будет отдать машину в ремонт, а самому уехать из города. Самое время отправиться на Север. В Сан-Квентин.

Увидев Сан-Квентин издалека, Ной решил, что старая крепость похожа на своего рода курорт. Этакий Диснейленд для заключенных.

Здание песочного цвета с причудливыми башнями и парапетами разной высоты привольно раскинулось на берегу бухты Сан-Франциско.

Оно нисколько не напоминало тюрьму, если не думать о вооруженной охране внутри башен, о сигнальных огнях, горевших в ночи зловещим оранжевым светом. И о стальных клетках с заключенными.