📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаВоспоминания выжившей - Дорис Лессинг

Воспоминания выжившей - Дорис Лессинг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Перейти на страницу:

За столом себя эти дети вели ужасно. Джеральд то и дело покрикивал: «Ложкой, ложкой! Вот так… Не бросай на пол!..» Видно было, что там, наверху, он на такие замечания не разменивается. Взгляд его, брошенный на Эмили, показал, что он надеется на ее цивилизующее влияние. Но никакие взгляды не помогли, и Джеральд с эскортом к полудню удалился, пообещав назавтра приволочь свежего мяса: где-то собирались забить овцу. Общался он исключительно с Эмили: эта квартира теперь принадлежит Эмили, а я в ней старуха служанка. Да и ладно…

Джеральд ушел, а Эмили все сидела за столом. Хуго подошел, положил голову хозяйке на колено. «Наконец-то ты сделала правильный выбор, — думал зверь. — Наконец поняла, что нужен тебе я, а не он, не все они».

Уморительно, конечно, смотрелась эта патетическая парочка, но мне было не до смеха.

А вот Эмили прятала улыбку, сдерживалась, чтобы не засмеяться. Она трепала загривок зверя:

— Ах ты, дурашка! Милый ты мой…

Я молча наблюдала. Взрослая, зрелая женщина, отдавшая все; женщина, от которой требуют большего снова и снова, просят, убеждают дать еще и еще; женщина щедрая, неистощимы ее закрома и кладези, и не скупится она. Любит она, но кроется в душе ее усталость, надломлен дух ее. Все познала она, более ничего не желает, но что поделаешь? Она источник, это сказали ей глаза мужчин. Если же нет, то она ничто. Так Эмили сама считает. Она еще не стряхнула с себя это заблуждение. Она отдает и отдается. И скрывает, сдерживает свою усталость, преодолевает надлом. И продолжает гладить Хуго, чешет ему за ушами, шепчет нежные глупости. Встречается взглядом со мной. Глаза сорокалетней женщины. Нет, она более не желает пережить это снова. Изнуренная женщина нашей погибшей цивилизации, она переболела любовью, мучительной лихорадкой, перестрадала ее. Влюбленность — болезнь, ловушка, заставляющая предать собственную природу, здравый смысл, цель жизни. Это дверь, ведущая лишь в самое себя и более никуда, это не ключ к жизни. Самодостаточное состояние, почти не зависящее от своего объекта… Хм… Любовь… И если бы она высказалась на эту тему, она сказала бы именно то, что я сейчас пишу. Но Эмили не желала раскрывать рта. Она исходила утомленностью, внушенной себе уверенностью, что надо давать, давать, давать. Джеральд, ее традиционная «первая любовь», которого она обожала, по которому сохла и страдала, ее Джеральд нуждался в ней — в своих целях. Но у нее не было уже сил следовать за ним.

Джеральд вернулся в тот же день, один, без эскорта, и снова попытался уговорить Эмили вернуться. Она с ним говорила. Она говорила, а он слушал. Она рассказала ему, что с ним произошло. Он этого не знал.

После того как «крошки» из подземелья разрушили созданную им коммуну, когда он увидел, что никто из его людей к нему не вернется, он приложил все усилия к тому, чтобы уговорить Эмили остаться и построить все заново. Он вернулся на мостовую и попытался привлечь к себе новый народ, создать ядро новой коммуны. Но у него ничего не вышло. Почему? Возможно, потому что все считали его связанным с «подземными», думали, что новая коммуна автоматически привлечет маленьких гаденышей. Может быть, потому что он давал понять: у него теперь есть женщина — одна женщина, Эмили, и он не даст шанса претенденткам на трон королевы банды. Именно это оттолкнуло от него потенциальных кандидаток. Как бы то ни было, бывший царек Джеральд превратился в заурядного парнягу, которому, чтобы выжить, оставалось лишь самому присоединиться к какой-нибудь коммуне… Так говорила Эмили, а Джеральд молча слушал, не соглашаясь, но и не перебивая.

— И тогда ты решил, что пусть уж лучше эти детишки, чем вообще никого. Ты не захотел выждать и осмотреться. Тебя свербит, подай тебе банду и трон любой ценой. И ты взял их к себе. Точнее, они взяли тебя, уж доходит до тебя это или нет… И теперь водят тебя на коротком поводке, куда велят, туда и бежишь, я же вижу. Эти ребятишки что хотят, то и творят, а ты только поддакиваешь.

Тут уж Джеральд не выдержал, возразил:

— Но они ведь всего лишь дети. Разве для них не лучше, что я с ними? Я добываю им пищу и одежду. Я слежу за ними.

— Они и без тебя с голоду не дохли, — сухо проронила Эмили.

Слишком сухо. Джеральд видел с ее стороны лишь осуждение, и ничего более. Ни следа привязанности, теплого чувства. Он ушел и не появлялся несколько дней кряду.

У нас хватало работы в квартире. Чистый воздух давала регулярная подкрутка ручки генератора заряда батарей. Дровами нас обеспечила Эмили: пару раз вышла из дома с топором и вернулась с охапками сухого топлива. И как раз когда я подумывала, что из-за отсутствия воды придется все-таки покинуть насиженное гнездо, снаружи раздался — цок-цок-цок — четкий перестук, и за окном появилась тележка, запряженная осликом и груженная ведрами — деревянными, металлическими и пластиковыми.

— Свежая вода-а-а! Чистая вода-а-а! — древний крик, на разных языках, живых и ныне почивших, звучавший на улицах тысяч поселений, сзывавший народ на протяжении тысячелетий. Тележкой управляли две девочки лет по одиннадцать, к которым уже подходили покупатели. Торговались девочки на диво цепко, зная, что без воды люди не проживут. За два ведра воды — хорошей воды, они дали попробовать — пришлось отдать овчину.

Тут принеслась банда Джеральда с ним во главе. Конечно, их животные нуждались в воде. Но эти торговаться не стали, они просто схватили ведра и были таковы. Я закричала Джеральду, на Джеральда — но он не обращал на меня внимания, как будто не слышал, как не слышал и воплей остальных покупателей и ограбленных девочек. Банда Джеральда исчезла, настал мой черед. Какой-то мужчина оскалил зубы и рванул ведро из моей руки. Я быстро убежала, чтобы не лишиться и второго. Эмили молча смотрела на происходящее, стоя у окна. Лицо серьезное, а губы шевелятся, как будто формуют нелестные слова, адресованные Джеральду.

Сразу налили воды Хуго, он пил, пил, пока не осушил миску. Зверь поднял голову, посмотрел на нас, и ему налили еще. Он выдул треть ведра. Эмили обняла друга, заверяя, что ему не о чем беспокоиться, что она защитит его, что вода у него будет, даже если ей самой или мне придется подождать.

Когда дня через два снова появились эти девочки с тележкой, их сопровождали двое мужчин с ружьями, и воду отпускали в порядке очереди. Джеральд не появился. Какая-то женщина сообщила, что «эти бандюганы» дорылись до Флит-ривер и теперь сами водой торгуют. Это оказалось правдой, и для нас — для Хуго, Эмили и для меня — вестью доброй. С этого дня Джеральд приносил нам ведро, а то и два ведра воды ежедневно.

— А что нам было делать? Животных-то поить надо…

Он оправдывался, защищался. Боролся с угрызениями совести? Вряд ли. Скорее ему пришлось схватиться с чем-то более материальным. Например, с властями или с конкурентами. Ведь по всему городу оживали старые колодцы и появлялись новые, открывались ключи. Если с властями, то как он смог выстоять и победить?

— Ну, — пояснял Джеральд, — к каждому солдата ведь не приставишь. Они тоже из города смываются. Во всяком случае, нас больше, чем их.

□ □ □

«Смываются, смылись, смоются…» Почему же мы — Эмили, Хуго и я — оставались в городе? Ведь мы больше не задумывались о том, чтобы «смыться», во всяком случае, всерьез. Хотя иной раз и толковали о семействе Долджели, могли элегически протянуть что-нибудь вроде «Да, надо бы подумать да обсудить, может, и вправду…»

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?