Конан. Карающий меч - Роберт Говард

— Что ты об этом скажешь, Гальбро?

— Скажу, что это карак,— ответил Гальбро.— Карак с парусным вооружением, какое в ходу у барахских пиратов… О! Смотри!..

Этому возгласу ответил целый хор криков, раздавшихся во дворе. Корабль обогнул мыс и вошел в бухту, держа курс к берегу. И все увидели флаг, неожиданно взвившийся на его мачте.

Это был черный флаг с алым черепом, вспыхивавшим на утреннем солнце-

Обитатели крепости во все глаза смотрели на этот наводящий страх символ… Потом взгляды обратились к сторожевой башне, где вился на ветру яркий плащ хозяина крепости.

— Действительно барахцы,— пробормотал Гальбро.— И если я еще не ослеп, это Стром на своей «Кровавой руке». Хотел бы я знать, что он делает на этом заброшенном берегу?..

— Что бы он тут ни делал, нам от него добра ждать нечего,— проворчал в ответ граф. Взгляд, брошенный вниз, убедил его, что крепостные ворота уже закрыты и должным образом заперты, а капитан стражи, сверкая сталью, расставлял людей по местам — кого на помосты, кого к нижним бойницам. Основные силы занимали позиции вдоль западной стены, где были ворота.

Графа Валенсо сопровождали в изгнании около сотни мужчин. Из этого числа около сорока были настоящими воинами в стальных шлемах и латах, вооруженные мечами, секирами и арбалетами. Остальные были работники в импровизированных бронях из жесткой кожи. Правда, эти мирные люди были отменные здоровяки, прекрасно владевшие дроворубными топорами, охотничьими луками и тяжелыми копьями. Они сноровисто занимали места, хмурясь при виде своих наследных врагов. Ибо пираты с Барахских островов — архипелага у юго-западного побережья Зингары — вот уже больше ста лет чинили обиды жителям материка, и ненависть была обоюдной.

Стоя на стенах, вооруженные мужчины сжимали луки и копья, угрюмо наблюдая за тем, как пиратский карак, сияя начищенной медью, подходил к берегу. Уже можно было рассмотреть команду, кишевшую на палубе корабля. Ветер доносил воинственные крики пиратов, а вдоль фальшборта блестела сталь…

Спустившись с башни, граф первым делом велел племяннице и ее непоседливой воспитаннице укрыться в глубине дома, после чего, облачившись в кирасу и шлем, отправился руководить обороной.

Подданные встретили его взглядами, полными хмурого фатализма. Все они собирались как можно дороже продать свои жизни, поскольку не слишком надеялись выиграть бой,— невзирая на вроде бы выгодное положение крепости. Год жизни на этом пустынном берегу, под угрожающей сенью адского леса, истребил в них волю к победе, населив души самыми недобрыми предчувствиями.

Их женщины стояли у них за спиной, в дверях домиков, выстроенных внутри палисада, и утихомиривали гомонящих детей.

Белиза и Тина жадно следили за происходившим из верхнего окна хозяйского дома. Белиза обнимала девочку за плечи, словно пытаясь ее защитить, и чувствовала, как дрожала малышка.

— Наверно, они бросят якорь у лодочных сараев…— негромко пробормотала Белиза.— Точно! Так они и сделали, в сотне ярдов от берега… Не трясись так, маленькая! Им не взять крепость. Может, они пришли просто за припасами и пресной водой? Или их вовсе штормом сюда занесло?

— Они спустили шлюпки и гребут к берегу! — воскликнула девочка.— Ой, госпожа, мне страшно! Они такие большие… и все в латах… Как сверкает солнце на их пиках и саблях! Они нас съедят?..

Ее хозяйке было очень не по себе, но тут она рассмеялась.

— Да с чего ты взяла? Кто тебе такое сказал?

— Зингелито говорил, что барахцы женщин едят…

— Это он просто тебя дразнил,— сказала Белиза,— Верно, барахцы жестоки, но уж не хуже зингарских отщепенцев, именующих себя буканьерами. Ты знаешь, что Зингелито когда-то сам был буканьером?

— Зингелито! Злой он был и жестокий,— пробормотала девочка,— Ну и хорошо, что пикты ему голову отрезали…

— Тихо, тихо,— содрогнулась Белиза.— Нельзя так говорить… Смотри-ка, пираты высаживаются на берег! Они выстроились у края воды, и один из них идет к крепости… Должно быть, это сам Стром!

— …Эй там, в крепости!..— долетел снизу голос, зычный, словно гудение ветра,— Я к вам с перемирием!

Над заостренными бревнами палисада возникло суровое лицо графа, обрамленное стальными нащечниками шлема. Стром остановился как раз на таком расстоянии, чтобы можно было докричаться. Здоровяк пират стоял с непокрытой головой, светло-русые волосы развевал ветер. Из всех морских разбойников, которых породили Барахские острова, у Строма была самая жуткая слава.

— Говори! — отозвался Валенсо.— Правда, нет у меня особой охоты беседовать с подобным тебе…

Стром расхохотался. Смеялся только рот, глаза же — нет.

— Когда твой галеон ушел от меня во время шквала у Траллиба в прошлом году, я и думать не думал, Валенсо, что повстречаю тебя на пиктском побережье! — крикнул пират,— Другое дело, я все это время гадал: и куда бы это ты мог направляться? Митрой клянусь,— если б вовремя сообразил, я бы нипочем от тебя не отстал. Я аж подпрыгнул, когда рассмотрел твоего алого сокола на флаге над крепостью — да в таком месте, где не рассчитывал ни души встретить!.. Стало быть, ты это нашел?

— Нашел — что? — переспросил граф раздраженно.

— Только не пытайся меня провести! — рявкнул пират, являя в этой вспышке все буйство своего нрава,— А то я не знаю, ради чего ты явился сюда! Так вот, я прибыл за тем же, и ты мне не помешаешь! Где твой корабль?

— Не твое дело,— ответил Валенсо.

— У тебя нет корабля,— уверенно заявил пират,— Мачты твоего галеона стали частью стены, я же вижу. Должно быть, он разбился вскоре после того, как вы тут высадились. Будь у тебя судно, ты давным-давно уплыл бы отсюда с добычей…

— Да о чем ты вообще рассуждаешь, прах тебя побери? — закричал граф.— Какая добыча? Я что, барахский мародер, чтобы жечь и грабить все, что шевелится? Да и какая тут добыча, в этой глуши?..

— А та самая, за которой ты приплыл,— невозмутимо ответил пират. — За которой прибыл и я… и которую я намерен получить! Кстати, со мной нынче легко договориться. Если ты мне отдашь все добром, я, так и быть, уйду своей дорогой и никого здесь не трону…

— Ты, похоже, свихнулся,— зарычал со стены Валенсо.— Я всего лишь искал здесь уединения и покоя — и наслаждался ими, пока не появился ты, желтоволосый головорез! Поди прочь!.. Я не просил перемирия и переговоров, мне наскучила эта пустопорожняя болтовня. Забирай своих негодяев — и вон с моего берега!

— Может, я и уйду, но не прежде, чем эти лачуги обратятся в кучки золы! — с прорвавшейся яростью взревел пират.— Последний раз спрашиваю — может, отдашь добычу в обмен на ваши жалкие жизни? Или так и будете сидеть в своей мышеловке, пока полторы сотни моих молодцов не перережут вам глотки?

Вместо ответа граф сделал рукой знак, невидимый с той стороны стен, и сейчас же из амбразуры с гудением вылетела стрела, чтобы расщепиться о латный нагрудник Строма. Пират с яростным криком отскочил прочь и побежал назад к берегу, сопровождаемый роем стрел. Его люди разом взревели и устремились вперед, размахивая сверкающими клинками.