Принцесса огорошена - Марина Воронцова

– То есть на справедливость тебе плевать? Так я понимаю?! Пусть убийца разгуливает на свободе?

– Ну знаешь, Сашка, по количеству убийц, отпущенных на свободу… Чья бы корова мычала, а твоя б молчала! – Николай Иванович сел на диван и уставился в окно.

– Что-о? – протянула я, наклоняясь вперед. – Коля, на меня все валить не надо! Давай-ка вспомним, как один военный пенсионер расстраивался, что если Розу Жемчужную посадят, то Ефрем за это точно откажется платить? А? Кто мне все уши изъездил своим квартирным вопросом? Кто всю дорогу рассказывал про ржавчину, изъевшую днище его машины?

Младший детектив Яретенко покраснел, уставился в пол, но ничего не ответил. Потом глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. Бордовая краска постепенно пропадала с его лица и шеи.

– Ладно, Сан Саныч, что ты предлагаешь?

– Поехали поедим, дорогой изложу план, – я решительно поднялась и пошла к двери. У порога обернулась к Николаю Ивановичу, который упорно не желал выпускать из рук журнал. – Ты идешь?

– Иду… – тяжко вздохнул тот. – Но вот зачем я это делаю – вопрос риторический.

Мы добрались до "Патио пиццы" и с горя заказали себе кучу еды.

– Нужно выяснить, кто еще ехал в купе с этими сестрами Жемчужными и может подтвердить факт их ссоры, – сказала я.

– Зачем? – нахмурился Николай Иванович.

– Потому что вся информация об этом деле исходила от Ефрема и Розы, а они, как показали первые же дни расследования, очень и очень многого не собирались нам рассказывать! И потом, ты видел, с какими выражениями лиц они от нас уходили?!

– Да уж, – согласился Николай Иванович. – Я-то решил, что они денег фальшивых сунули… Слушай, Сашка, я никак не могу понять, ну где они могли нас надуть? – нашел в себе силы признать собственную тревогу Николай Иванович. – Заплатить – заплатили… Даже очень много, живыми деньгами… Где тут обман?

– Не знаю! – выпалила я. – Коля, вот честно, не знаю!

Официантка убрала пустую сковородку из-под пиццы и принесла нам по куску пирога.

– Может, что-то из-за этого наследства? – нерешительно предположил Николай Иванович.

– Точно из-за него, – кивнула я.

– Ты свидетельство о браке видела? – уточнил помощник.

– Видела.

– И что?

– По-моему, все нормально, только написано неаккуратно, – я пожала плечами. – С другой стороны, откуда я знаю, как выглядят испанские свидетельства о браке?! Ты мне такие вопросы задаешь! Слушай, я думаю – надо выяснить: кто ехал в одном купе с Жемчужными, найти этих людей и расспросить хорошенько.

– И как мы это узнаем? – кисло поинтересовался помощник, тыча ложечкой в киснущее мороженое.

– У меня есть план…

Все пространство билетного центра на Московском вокзале было забито людьми. Длинные хвосты от касс до самых дверей. Возле справочного народу немного, но постоять все же пришлось.

– Витя, ты занимай сюда! А я пойду в восьмую! Верка еще в двенадцатой стоит! Если ты раньше, позвони мне на мобильный! – раздался надсадный, тонкий и въедливый женский голос.

Зажав правое ухо, я опустила глаза. Передо мной суетилась маленькая, похожая на чихуахуа дамочка в зеленой блестящей дубленке. Женщина пыталась стоять одновременно и в кассу, и в справочное, беспрестанно перебегала из одной очереди в другую.

– Женщина! – взъелась она на меня, – я перед вами!

– Ш-ш-ш! – я непроизвольно поднесла палец к губам. – Хорошо.

– Витя? – чихуахуа в зеленой дубленке поднесла к губам салатовый "Эриксон" и, бросая на меня косые подозрительные взгляды, заговорщицки спросила:

– Ну ты там как?

– Нормально! – раздалось сзади.

Витя, толстый лысый коротышка в очках, кричал в телефон в пяти метрах от нас, махая своей спутнице рукой.

Вокруг стоял такой галдеж, что, когда до меня дошла очередь, я не сразу вспомнила, о чем именно хочу узнать в справочном.

Дежурная вопросительно на меня уставилась, нервно хлопнула ладонью по металлической крутящейся тарелке для документов.

– Женщина, говорите!

– А-а… – я шмякнула на вертушку удостоверение частного детектива.

Дежурная нажала на кнопку, тарелка повернулась, и документ оказался в руках у служащей.

– По этому льготных билетов не даем, – коротко отрубила она и вернула мне удостоверение.

– Мне и не надо! – очнулась я. – Скажите, у вас база продажи билетов общероссийская?

– Таких справок не даем! – последовал ответ.

– Понимаете, это очень важное расследование… – канючила я, согнувшись в три погибели. Окошечко дежурной располагалось на уровне моего пупка.

– Не задерживайте очередь! – рявкнула тетка.

– У меня есть разрешение! – во мне нежданно-негаданно пробудился зверь.

Я полезла в сумку, осторожно вложила в паспорт сто долларов и бросила его на тарелку.

– Вот, оно внутри.

Дежурная с недовольным сопением повернула тарелку к себе. Открыла паспорт, некоторое время сидела неподвижно, потом подняла на меня такие глаза, что я чуть не подавилась. "Все, сейчас она поднимет скандал", – мелькнуло в голове.

Но женщина продолжала напряженно молчать. По всей видимости, принимала непростое для себя решение. Потом встала и вышла. Очередь за моей спиной разразилась криками негодования.

– Сколько можно!

– Куда она пошла-то?!

– Совсем обалдела!

Дежурная вернулась спустя десять минут. Очередь была на грани взрыва. В руке информаторша держала маленькую белую бумажку.

– Вот, – она вложила ее в мой паспорт и крутанула вертушку с документами. – Идите в административный корпус. Предъявите этот пропуск, скажете, что к Иде Ивановне. Не забудьте только, – дежурная нервно дернула шеей, – разрешение свое еще раз предъявить.

– Спасибо! Вы спасли жизнь человеку! – воскликнула я, поспешно схватила документы и освободила место у заветного окошечка.

На бумажке значилось: "Разовый пропуск. Александра Александровна Ворошилова, частный детектив в 27 комнату".

В административном здании вокзала не было ни души. Пустой длинный коридор с рядом одинаковых эмдээфных дверей под вишню. Похоже на школу во время каникул. Из-за этих дверей не доносилось ни звука. Охранник, не отрывая глаз от газеты, взял мой пропуск и положил под телефон.

– Проходите, – бросил он через губу. Двадцать седьмая комната оказалась в самом конце коридора. Робко постучавшись, я застыла в нерешительности. А вдруг там никого нет? Примерно через пятнадцать секунд изнутри донесся раздраженный крик.