Последний приказ Нестора Махно - Сергей Богачев

Второй краповый прямоугольник в петлицах Лёвиного мундира означал, что его должность соответствует начальнику следственного отдела, но повышение добавило не только денежное содержание, но и хлопоты, ответственность и заботы. Теперь вся головная боль была именно его — Лёвы Задова. С него спрос, ему и награды.

Представление к следующему званию Задов получил за прорыв в создании румынской агентурной сети.

— Мои поздравления товарищу начальнику! — Йося Аглицкий, для которого не было тайн в городе, нарушил все свои правила конспирации и притащил в квартиру Задовых на улице Разумовской несколько плиток швейцарского шоколада и новенький плед в шотландскую клетку.

— Простите? — удивленно спросила Вера, открывшая ему дверь.

— Не удивляйтесь, мадам, я с самыми добрыми намерениями.

— Что это? — жена Льва Николаевича очень осторожно относилась ко всякого рода незнакомцам — супруг предупреждал её однажды, что возможны провокативные проверки, но этот пижон со свертком в руках был настолько обаятелен, что пришлось пустить его за порог.

— Наслышан, что в вашем доме праздник, так скажите Льву Николаичу — Йося заходил. И не волнуйтесь за его совесть, она останется чиста, как воды Дуная в верховьях! — Аглицкий положил сверток возле входа на трюмо. — Пусть это будет не ему. Это его мальчику. На Молдаванке гутарят — Вадиму Львовичу на днях три года стукнет. А детям полезен шоколад. Моё почтение! — Иосиф приподнял шляпу, сверкнув уложенной прической с пробором посередине, и ретировался восвояси.

Последнее время Йося зачастил в Бухарест. Кроме обычных своих коммерческих дел, он обязательно посещал парикмахерский салон «Foarfece»[54], где, сдав плащ и шляпу, позволял себе посвятить два-три часа жизни благостному безделью. Кроме стрижки и укладки с бриолином, бритья с прикладыванием горячего полотенца, под убаюкивающие звуки граммофонной пластинки, уважаемый в бухарестских деловых кругах контрабандист обязательно заказывал маникюр. К уходу за руками Иосиф испытывал последнее время некоторую слабость, граничащую с манией, — все эти ванночки с теплой водой, нежные ручки маникюрши, её щебет о последних столичных новостях… За час маникюра Йося узнавал о бухарестском бомонде столько эксклюзивной информации, что впору было вести дневники, но Лев Николаевич категорически запретил вести записи. Это только с виду Бухарест мог показаться большим и многолюдным городом — круг людей, которыми интересовался Йося по роду своей коммерческой (и не только) деятельности, был очень ограничен.

Каждый раз, отблагодарив барышень щедрыми чаевыми, Йося с благостным выражением лица отбывал на родину, где на Энгельса отчитывался об услышанном и сдавал свою шляпу, в подкладке которой хозяйка салона, госпожа Илона Василеску, за время его процедур аккуратно вшивала шифровку для Зиньковского-Задова. Румынские пограничники практически не досматривали давно примелькавшегося, холеного, хорошо одетого господина из Одессы, высокомерно позволявшего проверить содержимое своего саквояжа — личные вещи, пара пачек папирос в рамках дозволенного и кое-какие бумаги коммерческого свойства.

Удивительным образом график маникюра Йоси совпадал с необходимостью привести причёску в соответствии с Уставом у одного румынского офицера, который предпочитал делать это каждую третью субботу в десять утра и в гражданской одежде.

Господин Ионеску — так он представлялся в парикмахерской, был лаконичен в разговорах, не требовал к себе излишнего внимания и единственное, что просил — это забрать верхнюю одежду и подать чашечку кофе. Говорили, что зерна кофе в салон поставляют из самой Бразилии.

Госпожа Василеску встречала и провожала молчаливого клиента всегда лично. На время работы парикмахера подкладка его пальто попадала в распоряжение хозяйки.

На дежурные вопросы о погоде, семье и делах Ионеску отвечал подчеркнуто сухо, в рамках, ограниченных приличием. Постоянным клиентом парикмахерской «Foarfece» на самом деле был полковник генштаба Румынской армии Виорел Кроитору, известный в Одесском иностранном отделе ГПУ как агент «Тамарин», а сам салон служил местом передачи шифровок.

— Николаич, ну что там, не томи! — Аркадий Нагорный состоял в группе, отрабатывавшей тему убийств возле границы, каждое утро в числе остальных принимал участие в оперативных совещаниях и, естественно, имел допуск секретности.

— Экий ты нетерплячий, Аркаша… — Задов вычитывал шифровку ещё и ещё раз.

Месяц назад Тамарин передал в шляпе контрабандиста Аглицкого депешу, в которой значилось, что румынский генштаб поставил задачу пограничникам обеспечить окно для нелегального перехода через границу специально подготовленного для выполнения нескольких миссий агента. В соответствии с поручением ожидать его назад, на румынскую территорию, следовало через пять дней. График «окон» для последующих его вояжей на советский берег Днестра полностью соответствовал сводке происшествий — каждое убийство случалось на второй день, но где-то же этот таинственный гость прятался остальное время? И место это должно было быть безопасным и спокойным — в стоге сена три дня не пересидишь.

Лёва принял решение искать в ближайших к Днестру деревнях. Чтобы не создавать излишнего ажиотажа, Задов распорядился милицию не подключать, а опросить представителей сельской власти. Лучше чем они, местные новости вряд ли кто-то знает.

Удача улыбнулась на четвертые сутки работы в этом направлении: вдова Семисенко из приграничного села Троицкое последнее время сменила печаль на радость и периодически светилась, как утреннее солнце. Завистливые кумушки, недолго думая, озадачились такой внезапной сменой настроения и стали искать тому объяснение.

Спустя некоторое время выяснилось, что причиной расцвета вдовы стали периодические неуёмные плотские утехи, стоны от которых отчётливо слышались даже сквозь закрытые ставни. И каково же было удивление селянок, когда одна из них, которая жила напротив, выйдя под утро во двор по нужде, заметила через открытую калитку соседки, что та висит на шее у собственного мужа и сквозь слёзы целует его так часто, будто это их последнее прощание.

Вдова Семисенко, проклиная черноротых и глазастых односельчанок, запиралась на допросе недолго — всего половину светового дня, и теперь Задову оставалось выяснить, когда в следующий раз появится привидение её мужа, якобы погибшего на фронте в двадцать первом.

Ответ на этот вопрос Задов получил сегодня, в понедельник, 13 мая, в той шифровке, что в прошлую субботу вывез в шляпе из Бухареста Иосиф Аглицкий.

— Аркаша, свистать всех наверх, — пробормотал себе под нос начотдела.

— Есть собрать оперативное совещание! — Нагорный отличался сообразительностью, остротой ума и жаждой приключений.

Через тридцать минут группа определилась со временем выезда, составом и планом действий, и рассвет вторника они встретили возле Днестра.

Нагорный засел в доме вдовы на случай, если Задов ошибся в своих предположениях о месте перехода диверсанта, а основная группа расположилась в плавнях на берегу реки в ожидании гостя.