Четыре с половиной холостяка - Светлана Лубенец

У меня подогнулись колени.

– С ней еще что-нибудь случилось? – вмиг замерзшими губами спросила я, вцепившись в его руку, потому что почувствовала, что ноги меня не держат.

– Нет, ничего! – заверил меня он и поспешил поправиться: – То есть… я ее вообще не знаю. Дело в том, что я… отец Дани… Даниила Конькова…

От руки его я отцепилась, потому что мои собственные руки ослабли не хуже коленей перед тем. Конечно же! Как я сразу не догадалась? До чего же я несообразительная! Мало того, что фамилия у них одна, так они же похожи. Просто одно лицо!

– И что вы хотите, отец Даниила Конькова? – спросила я его как можно независимей.

Не думает ли он, что я стану его о чем-то просить?

– Мне обо всем рассказала ваша подруга, Наталья Львовна… Мы вместе работаем…

Пока он собирался с мыслями, я подумала, что Наташа зря это сделала. Когда мы с ней поговорили только с Даниилом, Сонечка чуть ли не руки на себя наложила. Страшно подумать, что она может сделать, если вмешается еще и папенька!

– Что я могу хотеть? – горько сказал он. – Мне стыдно, что сын мог так поступить с девушкой… Но я с ним еще не говорил. Наталья Львовна запретила, чтобы еще больше не навредить. Я прошу вашего разрешения… хочу все же побеседовать с сыном.

Именно в тот момент и явилась Наташа с фруктами, и я узнала, что те витамины, которые она таскала Сонечке, большей частью были от Конькова.

В очередной раз пересказывать вам историю моей дочери глупо, потому что вы уже знаете и версию Наташи, и то, что произошло на самом деле. Поэтому я буду говорить только о Константине Ильиче.

Он начал приходить к нам домой будто бы проведать Сонечку, но я чувствовала, что он приходит ко мне. Я не подавала вида, что догадываюсь об этом. Тогда он стал приносить цветы. По два букета: один Сонечке, другой – мне.

Зачастил к нам и Роман. Я не могла ему запретить, потому что он беспокоился о дочке, которую любил. Несколько раз он приходил пьяненьким и выговаривал мне, что если бы мы не разошлись, то Сонечка не получила бы такого однобокого женского воспитания, и с ней не случилось бы все то, что случилось. Возможно, он был прав.

Однажды Роман столкнулся у нас с Коньковыми. Вы бы знали, что тут с ним сделалось! В состоянии такого бешенства я его никогда в жизни не видела. Он кричал, что я шлюха, пригрела не только доченькиного обидчика, но и его отца, который наверняка еще хуже сынка, и что из-за меня и произошло несчастье. Вы не поверите – он попытался меня даже ударить. Константину Ильичу на пару с Даниилом пришлось его спустить с лестницы, потому что мой бывший муж в состоянии аффекта проявил вдруг недюжинную силу.

Когда мы пришли в себя после этой безобразной сцены, а Сонечка с Даниилом ушли гулять, Константин Ильич, сильно смущаясь, сказал вдруг, что в словах взбесившегося Дюбарева была доля здравого смысла. Я не хотела ничего слушать, но он вдруг взял меня за руки, почти так же, как в свое время это сделал Андрей, и сказал:

– Вы же не можете не видеть, Альбина Александровна, что нравитесь мне.

Я выдернула свои руки из его ладоней. Нет уж! Мне хорошо знакомы эти приемчики! Еще скажет сейчас, что может, конечно, за мной долго ухаживать, но мы же взрослые люди… И он сказал именно это:

– Альбина Александровна! Мы уже взрослые люди, не то что наши дети…

Он что-то говорил еще, но я заткнула уши. Он замолчал, и я отняла ладони от ушей.

– Вы не хотите меня слушать? – спросил он, болезненно поведя плечами.

– Я не хочу слушать именно это, – ответила я. – Все остальное – пожалуйста.

– Вы еще любите своего бывшего мужа?

– Возможно…

– Тогда простите, – сказал он и ушел.

К нам с Сонечкой он больше не приходил. Только иногда Даниил передавал мне привет от отца. Библиотеку Коньков-старший тоже иногда посещал, но держался со мной строго официально. А я и сама не знала, чего хочу. Он мне нравился. Такой видный мужчина не мог не нравиться, но я, как вы знаете, была насмерть ранена Андреем.

Когда неприглядная правда Сонечкиной истории вылезла наружу, из нашей квартиры исчез и Даниил. Теперь мне иногда снился Коньков-старший, но я старалась побыстрее выбросить те сны из головы. А он взял да и встретил меня как-то у выхода из библиотеки после работы.

– Альбина Александровна, – опять-таки очень официальным тоном начал Коньков, – я все-таки считаю своим долгом сказать вам: несмотря на то, что произошло с нашими детьми, я остаюсь вам предан всей душой. И если вы захотите, то вам стоит только намекнуть… Мой телефон записан в вашем формуляре. – И он чеканным шагом пошел к остановкам транспорта, не оглядываясь на меня.

Я еще долго стояла у дверей библиотеки и размышляла. Нет. Я ему не позвоню никогда. Мне стыдно перед ним и его сыном за Сонечку. Так стыдно, что перехватывает дыхание. Или у меня перехватывает дыхание от другого? Все равно! В любом случае Константин Ильич будет мне живым напоминанием о нашем с Сонечкой позоре и вечным укором. Зачем мне это нужно? Мне это не нужно. Мне вообще ничего не нужно! Мне и так хорошо!

А еще я могу согласиться на Ромино предложение и второй раз выйти за него замуж. А что? Даже инфернальная красавица Элизабет Тейлор два раза выходила замуж за одного и того же! Чем я хуже? Роман прав: мы теперь совершенно другие. Можно будет считать, что мы заключили брак с новыми партнерами. Кому еще, кроме Дюбарева, нужна Сонечка со всеми ее заморочками? А что до любви, то… От нее одно только горе: и у Сонечки, и у меня.

Уличный мрак

с мраком души

вспенил шейкер утра,

и через край

питье пузырится.

Не выпила б дочь!

А потом мне было совсем не до Конькова, потому что мы занялись Наташиной свадьбой. Ей хотелось небывалого праздника. Валера уговаривал ее не шиковать, потому что у обоих брак не первый, но вы же уже знаете Наташу. У нее все через край!

Мы носились с ней по магазинам, потому что ей хотелось выглядеть сногсшибательно. Стерев ноги чуть ли не до колен, выбрали ей на платье светло-лимонный шелк с искрой. Волосы из розового дерева она перекрасила в темный орех, с которым очень гармонировал цвет ткани.

Платье шили у нашей общей знакомой, которая не посмотрела на то, что она знакомая, и взяла с нас бешеные деньги. Но, я вам скажу, платье того стоило. Представьте! Во-первых, миди, чтобы потом можно было носить. Во-вторых, все скроенное по косой, отчего подол лежал на Наташиных коленях потрясающими переливающимися фалдами. Лиф асимметрично запахивался и застегивался на множество мелких пуговок, обтянутых тканью платья. Самой убойной деталью был широкий и длинный шарф из той же ткани. Он так красиво драпировался на Наташиной шее и низвергался со спины вниз двумя лимонными водопадами, что даже Валера сказал, что за него не жалко было бы отдать и в два раза больше денег.