Капитан Крокус - Федор Кнорре

Наконец он открыл глаза и понял, что лежит, слегка покачиваясь после падения, на ветках густых прибрежных кустов.

Посреди реки ещё расходились круги от утонувшего фургона.

Коко пошевелился и начал потихоньку выбираться из чащи. Весь исцарапанный и слегка ошеломлённый, он встал наконец на ноги и тихонько поплёлся к автостраде, с которой только что совершил такой удачный полёт.

В темноте он споткнулся о какой-то холмик и упал. Это была огородная грядка. Нащупав пышный морковный хвостик, он выдернул морковку, стряхнул с неё землю и задумчиво сунул в рот, вспомнив, что это любимое лекарство Персика для ободрения в тяжёлые минуты жизни.

Через минуту он уже бодро шагал к дому, усмехаясь и пожимая плечами:

— А ещё болтают, что с этими новейшими автомобилями трудно управляться! Ха!..

В тот самый момент, когда фургон пускал свои последние пузыри со дна реки, великий сыщик Тити Ктифф принялся распутывать нити преступления.

Он преспокойно закурил трубку и, пуская струйки дыма к потолку дежурной полицейской комнаты, стал дожидаться каких-нибудь интересных сообщений. Вскоре полицейские сыщики сообщили, что видели живого кролика, пробежавшего через площадь, и Тити сказал: «Ага!»

Четыре кошки, задрав хвосты, галопом промчались по крышам. Тити Ктифф сказал «ага-га» и приподнял бровь.

Была замечена настоящая живая собака, метавшаяся по улицам.

Великий сыщик сорвался с места и через минуту уже мчался в бесшумной полицейской машине туда, где была замечена собака. Он очень скоро её догнал и, не выпуская её из виду, осторожно стал за ней следить.

Собака перестала метаться. Она нанюхала правильную дорогу и понеслась во весь дух. Она мчалась, но мчалась очень медленно, потому что не умела быстро. Скоро она привела своих преследователей к бедному домику на окраине. Здесь всё было очень старое. Не просто старое, а старинное старое. Четыре потрескавшиеся стены, казалось, устали поддерживать просевшую посередине крышу. А может быть. именно крыша-то и не давала усталым стенам улечься на покой, разом развалившись на все четыре стороны.

Зато ветхому заборчику валиться было некуда, так он был со всех сторон плотно окружён высоченными стенами многоэтажных домов.

Собака подскочила к двери, призывно тявкнула, заскулила, и через минуту дверь скрипнула, и на крыльцо выглянули двое старичков с испуганными лицами.

Лампочка над их головами зажглась, и теперь Тити Ктифф мог хорошенько разглядеть собаку. Никогда он не видел такой некрасивой собаки. Трудно было даже сказать с уверенностью, какого она цвета. Похоже было, что её зашпаклевали и загрунтовали, а покрасить позабыли, отчего она так и осталась не то желтоватая с сероватыми пятнами, не то сероватая с желтоватыми.

Старичок, увидев собаку, затрясся от бешенства, затопал ногами, затряс кулаками:

— Пошла отсюда, гадина!.. Убирайся, откуда пришла, мерзкая! Напрасно несчастная зашпаклёванная собака юлила всем своим нескладным длинным телом и толстым облезлым хвостом, умоляя и радуясь, и взвизгивая, и унижённо ласкаясь! Старичок свирепел всё больше, он даже замахивался носовым платком и ногой в мягкой ночной туфле, так что собака, припав к земле, в страхе зажмуривалась.

— К хозяевам своим убирайся, мерзкая механическая тварь! — топотал старичок. — Вот принесу топор и изрублю всю твою механику, фальшивая тварь! Не смей притворяться, поддельная душонка!

— Кыш!.. Пошла!.. — слабо отмахивалась и старушка. Но, когда старичок разъярился до того, что, раз десять замахнувшись, наконец пнул собаку ногой и та взвизгнула и повалилась на спину, старушка брезгливо ткнула её пальцем и сказала:

— Вставай и… убирайся! — И вдруг охнула: — Ой… Что же это?.. Она вроде как… тёплая.

— Ну так что? — с отвращением плюнул старичок. — Тёплая! Батарейки, проволочки подогревают, вот и тёплая!

— Но у неё… глаза… — растерянно, с испугом бормотала старушка, моргают.

— И пусть моргают. Я иду за топором! У, гадина! И вправду смотрит, будто наша красавица, которую замучили на Чучельном комбинате. Не смей смотреть на меня, чучело!

Тем временем собака, воспользовавшись тем, что её только ругают, но больше не собираются избивать носовым платком, ободрилась, живо вскочила на ноги и юркнула в дом. На ходу она сунула нос в мисочку, стоявшую на полу, торопливо понюхала какую-то щёлку в углу и опрометью кинувшись к старому вытертому коврику, прямо с разбегу улеглась, свернувшись калачиком, и взволнованно, дрожа всем телом, стала ждать, что с ней будет дальше.

Старички разом оба покачнулись и с такой силой прислонились друг к другу, что, если бы немножко промахнулись, оба рухнули бы стоймя в разные стороны.

Одновременно всплеснув руками, они засеменили к ней, присели на пол у её коврика и наперебой стали её утешать, поворачивать, трогать, заглядывать ей в глаза и гладить в четыре руки.

— Я же тебе говорила, что тёпленькая! — ахала старушка.

— Эко, тёпленькая! — торжествовал старичок. — И глаза могут обмануть! Но когда Пальмочка побежала первым делом понюхать щёлку, где в позапрошлом году жил мышонок, вот тогда я убедился, что это наша собачка, а не заводная мерзавка!

Спохватившись, старички вспомнили кое о чём и бросились затворять дверь. Но в дверях уже стояло двое полицейских.

— Именем закона! — сказал Тити равнодушно. — За укрывательство запрещённого живого сырья Чучельномеханического комбината вы арестованы. Собака будет отправлена по назначению.

Он снова вернулся в машину и спросил:

— Есть новости? Радио ответило:

«Обнаружен в реке фургон, угнанный с комбината. У моста на двадцать шестой миле автострады».

— Сейчас буду!

Он посмотрел на стиснутый многоэтажными домами домишко. Старичок со старушкой, шлёпая ночными туфлями, онемевшие от горя, плелись к машине в сопровождении полицейских. Идти им было очень неудобно, потому что они, спускаясь по ступенькам, с двух сторон, обеими руками каждый, держали собаку. А она, успокоенная и счастливая, что всё так хорошо кончилось и они все трое опять вместе, восторженно старалась дотянуться и кого-нибудь благодарно лизнуть.

К двенадцати часам дня Тити Ктифф уже знал с точностью до одной десятой количество сбежавших с комбината животных, осмотрел вытащенный из воды чёрный фургон, в основном разгадал тайну дёргающихся носов и сальных пятен на карманах у ребят и уже знал, что по вечерам устраиваются подозрительные тайные сборища в домике на Шлаковом пустыре.

Он мгновенно всё взвесил, логически сопоставил и пришёл к единственно правильному выводу.

Первое: поскольку в сборищах принимают участие столько мальчиков и девочек, несомненно основная масса заговорщиков — дети.

Второе: поскольку собираются они неизменно на Шлаковом пустыре, нет сомнения, что центр заговора находится именно на Шлаковом пустыре, а не в каком-нибудь другом месте!