Колода предзнаменования - Кристина Линн Эрман

– Можешь остаться?

Она так и сделала.

В тесной спальне царил бардак. На тумбочке и полу валялись книги вперемешку с одеждой, которая выпала из небольшого шкафа в углу. Айзек свернулся на матрасе и направил отсутствующий взгляд в противоположную часть комнаты. Не зная, что делать, Вайолет села на край его мятой синей подстилки.

Почувствовав под собой что-то странное, она переместилась вбок и, нахмурившись, достала «Хоббита».

– Как ты можешь спать с этим?

Айзек убрал подушку, показывая под ней небольшую библиотеку из книг в мягком переплете.

– В детстве я часто прятал их, чтобы читать по ночам. Наверное, это вошло в привычку. Как у тебя – таскать с собой папку с нотами.

Вайолет ошарашенно уставилась на него.

– Ты заметил?

– Первые несколько недель в школе ты постоянно смотрела на нее, вместо того чтобы писать конспект. В нашем классе всего-то пятьдесят человек – было трудно не заметить.

Вайолет фыркнула. Они ненадолго замолчали, и она принялась рассматривать комнату, пытаясь сопоставить знакомый ей образ Айзека с тем, что она видела. К стенам были небрежно прибиты потрепанные постеры инди-групп, которых Роузи шутливо называла «музыкой для грустных мальчиков», рядом с ними висела увеличенная обложка «Великого Гэтсби» – самая знаменитая, с лицом на синем фоне. Глаза женщины были перечеркнуты, и подпись внизу гласила: «СПРАВЕДЛИВОСТЬ ДЛЯ ЗЕЛЬДЫ».

Узнавать кого-то лучше было ей в новинку. Роузи всегда была рядом – она знала ее как свои пять пальцев. Но впустить кого-то в свою жизнь, позволить им увидеть твои слабые и сильные стороны – это сложно. И утомительно. Но и полезно. Потому что у них с Роузи не было выбора. А у этих людей есть, и они выбрали ее.

Взгляд Вайолет наткнулся на фотографии над кроватью, рядом с небольшой настольной лампой, которая определенно была пожароопасной. Они напоминали снимки из фотокабинки – Айзек сидел между Мэй с ее светлыми волосами и Джастином с его широкой улыбкой. С каждой фотографией Айзек выглядел все менее несчастным.

Больше всего ее внимание привлек последний снимок. Ее желудок ухнул в пятки – Айзек смотрел на Джастина, пока тот смотрел в камеру. Тоска на его лице была настолько очевидной, что Вайолет отвернулась.

– Ох… – тихо сказал Айзек. – Нужно снять их.

Вайолет знала об их ссоре с Джастином и что Айзек питал к нему сильные чувства. До нее дошли слухи, что прошлой весной Айзек непринужденно признался в своей бисексуальности прямо в классе, с уверенностью, которой ей так не доставало при обсуждении собственной ориентации.

– Мы уже достаточно обсудили на сегодня, – сказала она. – Нам необязательно говорить о тебе и Джастине.

Айзек фыркнул.

– Тут все равно не о чем говорить. Я просто огромная бисексуальная катастрофа.

– Ага, та же история, – не подумав, кивнула Вайолет.

Глаза Айзека расширились, и Вайолет встала перед выбором: либо закрыть тему, либо продолжить. Она подумала об их недавнем разговоре, до чего приятно было открыть Джунипер правду, и остановилась на втором варианте. От одной мысли, что ей придется так открываться перед всеми в своей жизни, она уже утомилась. Теперь ей было ясно, почему Айзек сделал это на публике.

– Да, я тоже би. И у меня бывало, что я влюблялась в девчонок гетеросексуальной ориентации. Отстойно, когда тебе нравится кто-то, кто не может ответить взаимностью.

– Это так. Но… спасибо, что рассказала мне. Надеюсь, ты знаешь, что я никогда не выдам тебя.

– Знаю, – кивнула Вайолет. – Особенно после того, как ты поведал мне всю свою подноготную. У меня есть на тебя грязь, Салливан.

– Моя жизнь – сущий кошмар, я знаю.

– Как и у всех нас.

Смешок Айзека больше походил на кашель.

– Джастин всегда говорил, что опасно играть с основателями в «Кому живется отстойнее». Нам всегда проигрывают.

– Это хоть менее опасно, чем наша игра на выпивание?

– «Монстр в Серости» не опасна, – возразил он, слегка улыбаясь. – Конечно, в ней нужно размахивать молотком…

– И пить какую-то адскую смесь!

– Для этой игры требуется талант, ясно? – Айзек ненадолго замолчал. – Ты пытаешься меня отвлечь, не так ли?

– Зависит от того, получается ли у меня.

– Может, чуть-чуть.

Айзек лежал на боку, пряди падали ему на лоб. Волосы, выбритые на затылке, отросли и превратились в неряшливую, милую темно-каштановую копну. Он выглядел более уязвим и юным – совсем не как парень, который мог уничтожить половину леса, если бы захотел.

– Думаю, хуже всего в ситуации с Джастином то, – наконец сказал он, – что он отнесся ко всему с пониманием. Ему было больно, но… он не гомофобный придурок. Он уважает мои границы и прислушался ко мне.

Вайолет вскинула бровь.

– Ты бесишься, что парень, в которого ты влюблен, отнесся к тебе с уважением?

– Был влюблен.

Они встретились взглядами, и Вайолет робко произнесла:

– Был? В смысле в прошедшем времени?

– Ну, я всегда буду к нему неравнодушным. Но… все изменилось, когда я решил отстраниться от него. Теперь я вижу то, чего не замечал раньше. Он нашел меня прямо после ритуала, и, наверное, долгое время я пытался возместить ему тот момент. Будто, если я спасу его достаточное количество раз, мы будем квитами.

– Не то чтобы я эксперт по отношениям, но не думаю, что они так работают. Это не вопрос жизни и смерти или сведения счетов.

– Ты права, – кивнул Айзек. – Черт, Вайолет, я не хочу взваливать на тебя все свои проблемы. Мне и так кажется, что я требую от тебя слишком многого.

– Мы друзья. – Вайолет вспомнила, как совсем недавно Харпер говорила ей точно те же слова. – Друзья просят друг друга о помощи. Не нужно за это извиняться.

Уголки его губ приподнялись.

– Ладно.

Она чувствовала, что между ними образовывается связь. Не такая, как ее со Зверем – нет, это другое. Что-то более запутанное. Дружба – это тоже своеобразный ритуал, осознала Вайолет, только люди связывают себя друг с другом словами, а не кровью. И у нее тоже есть своеобразная сила – это чувство принадлежности, непредсказуемая внутренняя химия, которая помогает решить впустить кого-то в свою жизнь.

Вайолет оставалась с Айзеком, пока его глаза не сомкнулись и не начали видеть сны, после чего прокралась к выходу и пошла домой.

Когда Мэй очнулась, то оказалась лицом к лицу с гнилым боярышником, жутким похмельем и разъяренной матерью.

– Ты тоже это почувствовала, – сказала Августа. Мэй устало кивнула.

– А ты отключилась?