Надменный любовник - Энн Стюарт

Алистэйр, улыбаясь, отступил от дверей сарая. Он был доволен тем, что у него получалось. Бреннан, вне всякого сомнения, самый проворный из всех полицейских, из тех, что следили за ним, и, следовательно, представлял для него наибольшую опасность. Ничто не сможет повредить ему больше, чем запретная любовь к юной невинной леди.

К тому же хорошенькая сестренка Джессамин, была приведена в такое смятение этим полицейским, что он просто не мог не вмешаться. Он прекрасно знал, что его усилия принесут больше вреда, чем пользы. Кроме того, это так славно перемешает все на свете, заставив Джессамин заботиться о своей бедной обеспокоенной сестричке, а Бреннан будет слишком переживать за себя и за нее, чтобы вспомнить о каком-то Коте. Он защищался, не думая о том, чего это будет стоить остальным.

И все-таки они так славно смотрятся вместе: большой грубый полицейский и миниатюрная очаровательная девушка. Как досадно, что злая судьба не даст шанс на счастье этим совсем не подходящим друг для друга любовникам.

Но судьба — ловкий трюкач, Алистэйр прекрасно знал это. И даже если желание этих сердец неосуществимо, память их всегда будет хранить воспоминание о кратком запретном моменте, воспоминание, которое будет согревать их в течение всей жизни.

Он направился к главному зданию, напевая про себя непристойную песенку. По дороге он не встретил ни души и мог надеяться, что тем двоим в заброшенном сарае никто не помешает. Может быть, стоило остаться и проверить, поддастся ли стойкий Бреннан искушению сорвать цветок невинности.

Алистэйр усмехнулся. Это задание он собирается выполнить и сам, а примесь риска и наличие зрителей только прибавят ему удовольствия.

Однако, как заверил его Никодемус, Роберт Бреннан — особенное существо. Порядочный человек — с совестью, моралью, принципами. Всем этим Алистэйр, слава Богу, не страдал. Бреннан, наивный молокосос, возможно, не осмелится уложить порядочную девственницу в сено, как не осмелился бы поднять руку на свою мать. Флер Мэйтланд выйдет из этого сарая нетронутой, но осознав, что она потеряла.

А Роберт Бреннан будет настолько разбит горем, что не сможет здраво рассуждать, когда граф Глэншил уединится в своей комнате «с болями в желудке», а Кот выйдет на промысел на лондонские крыши.

— Я люблю тебя, — тихо произнесла Флер, не сводя с него глаз.

Бреннан отодвинулся от нее, как она и предполагала. Сначала он целовал ее с огненной страстью и несдержанностью, а потом к нему вернулся рассудок. Он сидел перед ней на сене, положив руки на колени, пытаясь отдышаться, не глядя на нее, и она знала, что в следующий раз он оттолкнет ее.

— Я люблю тебя, — повторила она.

Бреннан обернулся и посмотрел на нее.

— Не говори так, милая, — тяжело произнес он. — Ты сама знаешь, что нас ничего хорошего не ждет. Ты же не хочешь, чтобы фермерский сынок лишил тебя невинности в стоге сена. Не внушай себе этого. Ты не такая.

— Я люблю тебя!..

— Прекрати. Ты не знаешь, что такое любовь, — у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ты еще ребенок и не знаешь, что в действительности представляет из себя этот мир. — Он злился. — Ты еще ничего не понимаешь, твои глупые мечты принесут нам обоим лишь неприятности.

Она оперлась на локти.

— Не знаю, что представляет собой этот мир? — откликнулась она. — Я жила в Спиталфилдз последние три года. Вместо былой жизни, состоящей из одних привилегий, мы очутились чуть ли не на улице.

— Не дури! Ты не видела настоящей жизни на улицах Лондона.

— Не перебивай меня! — Она была слишком зла, чтобы заботиться об осторожности. — Я пятнадцать лет жила в мире и благополучии в деревне. А потом пришлось переехать в этот отвратительный город, где все вокруг чужое. Джессамин пыталась защищать меня, но она не могла все время быть рядом со мной. Я видела трупы, валяющиеся в канавах, видела людей с перерезанным горлом. Шлюх, которые обслуживали клиентов прямо на улице. Крыс и болезни, разруху и смерть! Я видела все это и даже больше. Я знаю, как женщина может в одну минуту подцепить мужчину, я знаю, что мальчишка может так быстро очистить карман, что никто не заметит. Я видела, как в Спиталфилдз приезжают джентльмены в шикарных экипажах, чтобы найти себе детей для своих изощренных прихотей. Я знаю все это и больше. Боже, как я хотела бы этого не знать! Так что не говори мне, что я не знаю, какова истинная жизнь. Я знаю слишком много обо всем этом.

— Ты не знаешь, как общество…

— Знаю, черт возьми! — Она не ожидала от себя ругательства. — Я понимаю, нас не поддержат, постараются заставить расстаться. Но мне это не важно. Я люблю тебя, Роберт Бреннан! Я хочу быть с тобой.

— Милая, — нежно произнес он, — как ты можешь любить меня? Ты меня почти не знаешь. Возвращайся к сестре. Она позаботится о тебе. Я не для тебя. Когда ты подрастешь и поумнеешь, ты поймешь это и будешь мне благодарна.

Флер молча смотрела на него. Ее губы еще горели от его поцелуев. Она хотела, чтобы он целовал и целовал ее. Она чувствовала его сильные руки на своей талии.

Но он больше не поцелует ее. Флер поднялась на ноги, смахнув сухие травинки с юбки, не опираясь на руку, протянутую им, чтобы помочь ей встать.

— А когда вы подрастете и станете умнее, Роберт Бреннан, вы пожалеете, что у вас не хватило храбрости, чтобы бороться за то, чего вы хотели.

Она вышла из сарая, держа спину прямо, с достоинством герцогини.

Вечерело. На поместье опускался серый туман. Ветер растрепал строгую прическу Джессамин, и .волосы падали ей на лицо. Не следовало стоять тут на ветру под дождем, надо бы вернуться в теплые комнаты Блэйнов. Но вечер был изумительно спокойным по сравнению с шумным праздником в особняке. Наиболее отважные парочки решили проехаться верхом, должны были вернуться совсем поздно.

Некоторые предпочли тихий вечер за вистом. Фредди Арбатнот объявил, что граф Глэншил слег с приступом желудочных колик и спит у себя в комате. Флер тоже лежала в кровати — бледная, с распухшими от слез глазами. Несмотря на бледность, на ее щеках и подбородке играл лихорадочный румянец, словно их касалось грубое мужское лицо.

Флер была не в силах отвечать на вопросы сестры, она лишь всхлипывала, уткнувшись в подушку. Это расстроило и озадачило Джессамин. Ее сестричка не принадлежала к числу тех, кто часто проливает слезы. Она сострадала бездомным зверям и потерянным детям, но сейчас было что-то другое: отчаяние, которое слышалось в ее рыданиях, потрясло Джессамин до глубины души.

Единственное, что пришло ей на ум, — обвинить Глэншила. На это не было веских оснований, но она уже давно пришла к выводу, что граф Глэншил является причиной всех ее несчастий. И если даже ему самолично не удалось воспользоваться недосмотром старшей сестры, чьей обязанностью было присматривать за Флер, и навредить девушке, то он, несомненно, имел к этому отношение.