Матьмоегоребенка, или Азбука аферизма - Татьяна Огородникова

– Я хочу попросить тебя об одной услуге, – начал Янис.

Иван внимательно смотрел ему в глаза.

– У меня небольшие неприятности. Собственно, за этим я и прилетел. Здесь в портфеле – важные бумаги, которые я не могу доверить никому. Можешь сохранить их у себя? До моего возвращения. Как только все нормализуется, я сразу заберу.

– Не вопрос. Конечно, сохраню. Не волнуйся. Все будет, как в швейцарском банке, – заверил Иван. – Это всё?

– Да, – неуверенно произнес Янис.

Гурьев не ожидал когда-либо увидеть Яниса в смятенном состоянии.

Янис продолжил:

– Впрочем, нет. Маринка. Позаботься о ней. Она такая… несамостоятельная.

– Об этом тем более не беспокойся.

Иван не стал задавать лишних вопросов. Он понимал: все, что нужно, Янис расскажет сам.

Они вышли из комнаты и сели пить чай.

Анна Федоровна пытала Яниса вопросами: как отдохнул, где был, что делал.

Янис почему-то не стал рассказывать старушке, как он развлекал ее внука. Он пространно разглагольствовал о красотах Словении, о пещерах, горячих источниках и сувенирах, и ни словом не обмолвился о неплохих закрытых ночных клубах с ничего не говорящим названием.

Все тепло попрощались с Янисом. Иван пошел проводить его до машины. Они вышли на улицу. Янис протянул руку.

– Пока, брат. До встречи. Буду звонить, когда смогу.

Друзья обнялись.

Иван доехал до работы и набрал Маринин номер. Она не подошла. Он трезвонил ей целый день, но безрезультатно. На автоответчик было записано сто посланий с просьбой перезвонить. Она не перезвонила. К Гурьеву вновь вернулись сомнения. Он думал, что толком ничего не знает о Марине. Она так мало говорила о себе. Иван даже приблизительно не знал: ни где она живет, ни номера дома, ни номера квартиры. Гурьев понял, что им совсем нетрудно потеряться, если вдруг она этого захочет. Глеб упорно делал вид, что не замечает, как Гурьев каждые пять минут пытается дозвониться Марине. В конце концов, он нервно откатил стул от компьютера:

– Слушай, Ромео! Ты думаешь, от твоего присутствия и вздохов процесс двигается с места? Давай на сегодня закруглимся! Чувствую, ты куда-то спешишь.

Гурьев был благодарен Глебу за грубовато высказанное понимание. Что поделаешь, у него такая манера. На самом деле, Иван был уверен в том, что Глеб искренне переживает за него. Он подвез Глеба до его подъезда и направился домой.

Аня была на работе. С Дашкой дежурила Алена. Бабуля отдыхала у себя. Иван тихо постучался и вошел в комнату Анны Федоровны. Бабуля дремала.

– Здравствуй, Ванечка. Как у тебя прошел день?

– Все нормально, ба. Ты как?

– Ничего. Немного устала, а так – ничего. Я хотела тебе сказать кое-что. Ты знаешь, всю жизнь я думала, правильно ли я поступила, не сказав тебе сразу о смерти родителей. Теперь, может быть, я все сделала бы по-другому. Но тогда…

– Не надо, ба. Никто не знает, как все сложилось бы, скажи ты мне об этом тогда. Все правильно.

– А Янис сегодня был какой-то грустный.

Иван только еще раз удивился, каким чутким сердцем обладала его бабуля.

– Да у него какие-то проблемы, ему срочно нужно уехать.

– Ас Мариной как дела? – Ивану было странно слышать от бабули подобные вопросы. Она никогда не вмешивалась в его личную жизнь. Анна Федоровна, похоже, уловила настроение внука.

– Ладно, Ванюша, иди, отдыхай. Я что-то устала. Посплю. Завтра поговорим о них.

– Хорошо, бабуль. Спокойной ночи. – Гурьев встал и направился к двери.

– Подожди… – остановила его Анна Федоровна. – Иди сюда, – она поманила его к себе слабым взмахом малюсенькой, почти прозрачной руки.

Иван вернулся к кровати. Бабуля трижды перекрестила его. Это случилось впервые. Во всяком случае так, чтобы он видел.

– Спи, бабуль, я рад, что тебе лучше. Все будет хорошо.

– Я знаю, – почти прошептала Анна Федоровна.

– Спи, – повторил Иван.

Иван вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Утром было очень тихо. Проснулись все, только Анна Федоровна еще отдыхала. Аня накрывала на стол. Ивану по-прежнему не хотелось завтракать в кафе. Он решил проводить дома все свободное время. Когда завтрак был на столе, Дашка нетерпеливо начала заглядывать к бабушке, но та все спала. Иван и Аня шикали на нее, прося не будить Анну Федоровну. Неугомонная «стрекоза» все-таки улучила момент и ворвалась в комнату бабули. Через мгновение оттуда донесся крик, который Иван запомнил на всю жизнь:

– Папа, она не просыпается! Она не хочет открывать глазки!

Иван узнал это гадкое чувство, впервые посетившее его в кабинете директора школы, когда тот, сам того не желая, сообщил Гурьеву, что родителей нет в живых. Колени у Ивана вдруг подломились, и живот как-то опустел. Сердце забилось так сильно, что его удары доносили кровь аж до барабанных перепонок. Тук-тук, – шаг в сторону комнаты, тук-тук – еще шаг, тук-тук, тук-тук, тук-тук. Все. Чудовище решило не мучить бабулю, оно отступило на два дня, подарив ей легкую спокойную смерть во сне. Лицо Анны Федоровны было безмятежным, губы застыли в мирной улыбке. Даже смертью она не хотела доставить неприятности близким. Дашка дергала Ивана за рукав:

– Папа, папа, когда она встанет?

Иван прижал ее к себе.

– Дашуль, иди к себе. Бабушка не встанет. Она умерла.

Настоящему аферисту все равно, в каких условиях и на какие нужды вы собирали деньги. Это безразличие афериста – тоже закон. Свадьба или похороны, операция для мамы или переезд, покупка машины или отдача долга… Для него это пустой звук. То, что реально имеет смысл, – живые, бумажные, разноцветные денежные знаки, которые уже собраны в аккуратные стопочки, посчитаны и вот-вот уплывут в другое кассовое окошко. Этого допустить нельзя.

Потянулись затуманенные горем и хлопотами дни подготовки к похоронам. Иван занимался неизбежными формальностями на автопилоте. Перед глазами стоял образ Анны Федоровны, которая, уже зная, что умирает, не дала воли ни слезам, ни эмоциям. Она умерла так же, как жила – спокойно и благородно. Оценить это благородство могли только те, кто близко знал ее. И только они могли понять, что вместе с Анной Федоровной ушел целый мир. Ну как было объяснить лысоватому бакенбардистому пузану из бюро ритуальных услуг, что «бабушка» – не «покойница», а достойная всяких почестей потомственная дворянка? Как объяснить, почему на похоронах будут присутствовать только те, кто искренне любил ее и теперь от всей души скорбит? Как объяснить привычному «ритуальному» агенту, что именно из этой фотографии нужно сделать портрет, несмотря на то, что она сделана пять лет назад? Как вообще все объяснить…