Парадоксы 1941 года. Соотношение сил и средств сторон в начале Великой Отечественной войны - Александр Русаков

Живучесть (выживаемость) как особое свойство танка опять-таки выделяется далеко не всегда и не всеми. Тем не менее большинство авторов, которые пытаются досконально разобраться в характеристиках немецких и советских танков военного времени, ее так или иначе затрагивают. При этом нередко живучесть смешивают, объединяют с такой характеристикой танка, как защищенность, а порой их объединяют и в еще нечто более общее, называя это всё его выживаемостью. В принципе, живучесть можно считать и одним из элементов защищенности или же выживаемости танка, но всё же для более полного и точного сравнения этих боевых машин ее лучше выделять в качестве отдельной характеристики. В то же время четкую границу между защищенностью танка и его живучестью провести трудно. Эти понятия являются не только взаимосвязанными, но и во многом условными.

Если защищенность означает способность танка быть неуязвимым для поражающего воздействия противника, то живучесть представляет собой его способность к продолжению передвижения и ведения боя, а также к сохранению жизни и здоровья членов экипажа в случае такого воздействия. Преимущество имеет такой танк, который лучше может «держать удар», ибо ни одна броневая и иная защита не способна гарантировать его от поражения противником. Ведь даже у самого мощного, защищенного танка все равно есть свои слабые, уязвимые места. И уж во всяком случае это справедливо для танков того времени.

Что касается ремонта и восстановления танка после его поражения противником, то это зависит не столько от конструктивных и иных особенностей его самого, сколько от состояния ремонтно-технической базы армии и в целом развития инфраструктуры и экономики страны, а также от организации этого процесса. Хотя, конечно, особенности самого танка тоже немаловажны. И если уж выделять подобное свойство, то приспособленность танка к ремонту после получения повреждений принято называть его восстанавливаемостью или ремонтопригодностью. Несмотря на то что в литературе распространено мнение, что более неприхотливы в ремонте были тогда наши танки (мол, проще в конструкции, оснащении и всё такое), но это более чем спорно. На самом деле восстанавливаемость танков зависит от множества их особенностей, в том числе от их габаритов, веса, просторности внутренних помещений. И в этом наши Т-34, а тем более КВ проигрывали своим немецким визави. В любом случае с ремонтом в тот период более благополучно обстояло у немцев, поскольку у них были лучше развиты и ремонтно-техническая база войск, и общая инфраструктура (транспорт, дороги, наличие и подготовка специалистов и т. д.).

Но вернемся к живучести танка. По сути, она состоит из нескольких составляющих и зависит от разных факторов, в том числе от особенностей его конструкции, компоновки и изготовления. Среди составляющих этой характеристики танка можно выделить его пожарную безопасность, взрывобезопасность (предохранение от детонации его боекомплекта), травмобезопасность членов его экипажа, а также наличие в нем возможностей для их быстрой эвакуации после его поражения.

Многими считается, что живучесть Т-34 была выше, чем у его немецких визави. Дескать, двигатель у него был дизельный, а он горел не так быстро и сильно, как бензиновые двигатели, которые были установлены на немецких танках. Но вот что пишет еще один из авторов, специализирующихся на танковой тематике, В. Спасибо: «Между тем были опубликованы сведения о том, что, согласно статистическим данным октября 1942 года, дизельные Т-34 горели чаще, чем заправлявшиеся бензином танки Т-70 (23 % против 19 %). На Т-34 расположили топливные баки в боевом отделении. В итоге при попадании сюда снаряда пожар был неминуем. На германском Pz.III… топливные баки разместили в корме, в моторном отсеке, который был отделен от боевого отделения противопожарной перегородкой» [128]. А о том, что у его «собрата» Т-IV баки также размещались в моторном отделении, автор уже написал выше. Вдобавок к этому нельзя не отметить, что стационарных баков у немецких танков было меньше, как и объем их тоже был существенно меньше, чем у нашего Т-34.

А вот что написал об этом неоднократно цитировавшийся выше А. Исаев: «Еще одной легендой отечественной истории танкостроения является повесть о пожаробезопасном дизеле… Действительно, на Т-34 и KB применили дизель-мотор, но при этом расположили топливные баки в боевом отделении. Соответственно при поражении танка танкистов поливало дождичком из соляра. Дизельное топливо трудно загоралось, но если уж загоралось, то потушить его было тяжело. …Проблема была в том, что в случае бензина горят в первую очередь его пары, а между пламенем и кожей образуется своего рода подушка. Напротив, в случае с дизельным топливом горит уже само топливо. Народная смекалка подсказывала механикам-водителям «тридцатьчетверок» расходовать в первую очередь топливо из передних баков. Но тут другая беда: при попадании в танк кумулятивного снаряда пустой бак, наполненный парами соляра, детонировал, да так, что вырывал 45-мм лобовой лист брони» [129].

Так что отнюдь, видимо, не случайным было то, что, несмотря на усиленную броню и хитрые углы наклона броневых листов наших Т-34, с одной стороны, и скромные поражающие возможности немецких танков тех модификаций, с которыми они начали войну, а также основной массы их противотанковых пушек, с другой стороны, наши танки несли тогда большие потери. И свалить здесь всё на мощные немецкие артиллерийские орудия и зенитки не получится, ибо их было сравнительно немного.

В общем, с пожаробезопасностью у нашего танка проблем было скорее даже больше, чем у немецких Т-III и Т-IV. Хотя используемая в нем в качестве топлива солярка загоралась не так быстро, как бензин, который использовался в немецких танках, зато, если уж она загоралась, то потушить ее было труднее. Как справедливо отметил в своей работе А. Драбкин, более медленное возгорание солярки не означает, что она «не вспыхнет от куда более мощного средства воспламенения – попадания снаряда. Поэтому размещение топливных баков в боевом отделении танка Т-34 отнюдь не повышало пожаробезопасность «тридцатьчетверки» в сравнении с ровесниками, у которых баки размещались в корме корпуса и подвергались попаданиям гораздо реже» [130].

Таким образом, опасность возгорания топливных баков на сравниваемых танках была практически одинаковой, но при этом на нашем танке в отличие от немецкого их было больше, и они располагались в боевом отделении, что увеличивало угрозу для экипажа. При этом в Т-34 баки стояли выше надгусеничных полок, поэтому горючее в них часто вспыхивало при попадании в борт. В немецких же средних танках баки с горючим были не только меньше по размерам, но и располагались в кормовой части, по сути глубже, дальше от снарядов противника. Так что «тридцатьчетверка» на самом деле была куда пожароопаснее своих немецких визави.

Большей у нашего танка была и взрывоопасность, прежде всего ввиду неудачного расположения укладки боеприпасов и более тесного внутреннего пространства. Боекомплект в Т-34 детонировал при попадании вражеского снаряда, причем не обязательно в него непосредственно. Кроме того, его детонация нередко происходила вследствие воспламенения баков с горючим.

У Т-34 была и еще одна проблема. Его броня вроде как держала орудийные выстрелы небольшой мощности. То есть с защищенностью у нашего танка дело обстояло неплохо. Но даже выстрелы, не пробившие его броню, нередко причиняли существенный вред членам экипажа танка. Попадая в броню, снаряды выбивали из тыльной ее части чуть ли не целый дождь осколков, опасных для его экипажа и оборудования. Для примера обратимся к воспоминаниям Н.К. Попеля, который летом 1941 года воевал на Т-34: «У нас окровавленные лица. Когда немецкие снаряды делали вмятины на лобовой броне, внутри от нее отскакивали крупинки стали и впивались в лоб, в щеки» [131].