Герои, жертвы и злодеи. Сто лет Великой русской революции - Владимир Малышев

Но британские резидент в этом и не нуждался. Во-первых, он сразу же получил нужные связи через Масарика. К тому же помогать ему вызвалась Маша Кропоткина, дочь вернувшегося из эмиграции знаменитого анархиста. Вскоре британский агент был уже в курсе всех важных событий в Петрограде и даже получил возможность часто встречаться с сам Керенским, черпая из этих встреч бесценную информацию.

Между тем, от Керенского агент «Соммервиль» не был в восторге. Он увидел перед собой усталого, подавленного человека, неспособного совладать с рвущимися к власти большевиками. Пессимистически отзывался Моэм о положении в России вообще. «В революции на поверхность поднимается пена общества, негодяи и преступники», – констатировал он позднее. В Лондон он послал депешу, информируя, что Керенский не устоит. В предложенном им руководству британской разведки плане предлагалось создать в Петрограде некий «Отдел№ 3», который повел бы активную антибольшевистскую пропаганду, печатал разоблачающие их листовки и т. п.

Исторический шанс

Приближался роковой Октябрь и именно тогда Моэма вдруг вызвал к себе Керенский. Он дал ему секретное поручение для передачи британскому премьеру Ллойд-Джорджу. Керенский просил у англичан срочно оказать ему помощь оружием и деньгами. Кроме того, он просил немедленно заменить в Петрограде британского посла. Сомерсет Моэм отправился в Лондон, где передал просьбу по назначению. «Что мне передать г-ну Керенскому в ответ?» – спросил он премьера. «Просто, что я не могу этого сделать!» – развел руками Ллойд-Джордж. В своих воспоминаниях Сомерсет Моэм корил потом себя за то, что не был достаточно настойчив. «Так, – меланхолично констатировал он, – я упустил шанс повернуть колесо истории в другую сторону… Я самым плачевным образом провалился», – подвел разведчик итог своей миссии в России.

Тайна золота

Вряд ли, конечно, он смог «повернуть колесо». На Россию неумолимо накатывалось колесо красное. Однако были другие дела, которыми английский шпион занимался в нашей стране и о которых до сих пор ничего не известно. Сомерсет Моэм, вероятно, попытался описать их в еще нескольких шпионских романах, которые показал Черчиллю, тоже не чуждому литературе, в рукописи. Но когда тот возразил, что таким образом писатель нарушает закон о гостайне, публиковать их не стал.

Что было в этих романах? Может быть, история мятежа чехословацкого корпуса? Ведь именно чехи его друга Масарика оказались причастными к одному из самых таинственных эпизодов тех лет – пропажи большой части золотого запаса России. Когда чехословацкий корпус из интернированных военнопленных в Сибири поднял мятеж (не без подстрекательства со стороны Англии), то ему удалось захватить эшелон с золотым запасом Государственного банка России, которое спасла от большевиков Белая армия. Потом это золото бесследно исчезло (см. об этот отдельную главу).

Последние дни

Вернуться в Россию снова писателю-разведчику больше не удалось. Буквально через несколько дней после того, как прибыл в Лондон, власть в Петрограде захватили большевики. Закончилась и шпионская карьера писателя, у него обнаружился туберкулез, и на работе в разведке пришлось поставить крест.

Однако его писательские дела пошли в гору, книги Моэма имели огромный успех, издавались во многих странах мира, в том числе и в СССР, где, конечно, в официальных биографиях писателя не было ни слова о его шпионских приключениях в России.

Он купил виллу на Лазурном берегу, где и прожил оставшуюся жизнь. Подводя итоги жизни, писатель говорил: «На свете есть только две вещи, оправдывающие человеческое существование: любовь и искусство». Что касается, второго, то можно сказать, что он действительно прожил жизнь не зря. Но говорят, что когда началась Вторая Мировая война, бывший агент «Соммервиль» решил тряхнуть стариной и снова предложил свои услуги английской разведке. Но там сочли это лишь нелепой причудой старого человека.

Рядом с Александровским садом, на противоположной стороне улицы, в доме по адресу: ул. Гороховая, д.2б размещалось учреждение, внушавшее всем ужас. Сразу после захвата власти большевиками там поначалу квартировалась ЧК, и жил ее глава Феликс Дзержинский. В советские времена имя Дзержинского, «Железного Феликса», как его прозвали соратники, которого считают организатором «красного террора», носила и эта улица.

В кабинетах многих работников правоохранительных структур висят портреты или стоят бюстики «железного Феликса». Одно время в нашем городе на Гороховой был даже посвященный ему музей, который после краха СССР переименовали в Музей истории политической полиции России. В то же самое время, не было человека в нашей истории, в адрес которого изрыгалось столько проклятий. Сергей Мельгунов, автор знаменитой книги «Красный террор в России» назвал Дзержинского «истинным творцом и руководителем массового террора». Именно его обвиняли в организации расстрелов «по спискам», взятии заложников, незаконных массовых арестах и т. д. Недаром в 1991 году памятник Дзержинскому на Лубянке свалили в Москве первым.

Мечтал об уничтожении «москалей»

Феликс Эдмундович родился в имении Дзержиново Виленской губернии в 1877 году в семье столбовых польских дворян. До последних своих дней он говорил по-русски с сильным акцентом. Он сам, да и другие в его семье польских националистов не любили Россию. «Я еще мальчиком мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей», – признавался он в своем кругу. В школе юный Феликс учился плохо. Дважды оставался на второй год, а по русскому языку вообще имел двойку. До 16 лет он, по собственному признанию, был «фанатично религиозен» и мечтал стать католическим священником. Его сестра Ядвига писала: «Он очень любил Христа… В 1893 году Феликс хотел из гимназии перейти в духовную семинарию, чтобы в будущем стать священником, но ксендз Ясинский отговорил его от этой мысли». Именно в те годы у юноши произошел духовный переворот: «Я вдруг понял, что Бога нет!» А раз так, что он решил посвятить жизнь свержению ненавистного царизма, угнетавшего «всех трудящихся» и его Польшу, и стал профессиональным революционером. Вступив в подпольную социал-демократическую организацию, юный Феликс занялся активной революционной пропагандой. Несколько раз его сажали в тюрьму и отправляли в ссылки, и всякий раз он оттуда бежал. В общей сложности Дзержинский провел в заключении около 11 лет. Освободили его из тюрьмы в Петрограде лишь после Февральской революции.

Кровавые бани

Возглавить ЧК – «карающий меч революции» он вызвался сам. Согласно официальным биографиям, Дзержинский не пил и был равнодушен к любым развлечениям и удовольствиям. Работал на износ, ночевал в том же кабинете, где работал. А по ночам лично допрашивал заключенных, сам писал инструкции по производству обысков в тюрьмах. Одевался кое-как и на еду не обращал никакого внимания. «Единственной его дамой сердца была пролетарская революция», – говорил о нем видный чекист Лацис. «Право расстрела для ЧК чрезвычайно важно», – заявлял его первый глава. Кровавые бани были устроены по приказу «железного Феликса» в Петрограде после убийства Урицкого и в Москве после покушения на Ленина, когда в подвалах ЧК без суда и следствия расстреляли сотни заложников. Известен эпизод, когда Ленин, любивший черкнуть своим подчиненным записочки, однажды написал ему: «А сколько у нас в тюрьмах злостных контрреволюционеров?». «Около 1500», – ответил Дзержинский. Ленин посмотрел на записку, хмыкнул и поставил рядом с цифрой крестик. Глава ВЧК встал и, не слова не говоря, вышел. Позднее стало известно, что все люди из этого списка были в тот же день по его приказу расстреляны. «Товарищ Дзержинский неправильно понял Владимир Ильича!», – оправдывалась потом Крупская. Крестик на записке, оказывается, свидетельствовал лишь о том, что Ленин ознакомился с текстом, а не означал распоряжения расстрелять…