Браво-Два-Ноль - Энди Макнаб

Боб пропел:

— Я мечтаю о белом Рождестве…

С таким же успехом мы могли находиться на открытом склоне в зимнюю стужу. Это могло уже быть серьезно. Мы сгрудились в кучу. Теперь нельзя было терять ни одной калории тепла наших тел. Достав пакеты из-под карт, мы попытались соорудить какое-то подобие навеса. Главная наша задача заключалась в том, чтобы сохранить тепло в ядре наших тел, в «стволе».

Человек является теплокровным животным — то есть наш организм стремится поддерживать постоянную температуру тела, независимо от температуры окружающей среды. Человеческое тело состоит из внутреннего горячего «ядра», окруженного более холодной наружной оболочкой. Ядро состоит из головного мозга и других жизненно важных органов, которые находятся внутри черепа, грудной клетки и брюшной полости. Все остальное составляет наружную оболочку: кожа, жир, мышцы и конечности. На самом деле наружная оболочка представляет собой буферную зону между ядром тела и внешним миром, защищающую внутренние органы от резких перепадов температуры.

Поддержание нужной внутренней температуры тела является самым важным фактором, определяющим выживание человека. Даже в самую сильную жару и в самый лютый холод температура ядра редко отличается больше чем на два градуса от среднего нормального значения 98,4° F (36,8 °C), при этом температура оболочки всего на несколько градусов ниже. Если температура ядра поднимется выше 109° F (42 °C) или опустится ниже 84° F (28,8 °C), человек умрет. Наше тело, сжигая питательные вещества, вырабатывает тепло и энергию. Когда человека начинает бить озноб, на самом деле это его организм предупреждает, что он расходует тепло быстрее, чем воспроизводит. Рефлекс дрожи задействует многие мышцы, тем самым увеличивая выделение тепла за счет сжигания большего количества питательных веществ. Если температура ядра тела понизится всего на несколько градусов, это грозит большими неприятностями. В этом случае одной дрожи уже окажется недостаточно для того, чтобы снова согреться.

В человеческом организме есть своеобразный термостат, расположенный в небольшом отростке нервных тканей у основания головного мозга, который контролирует выделение и рассеивание тепла и следит за всеми частями тела, чтобы поддерживать постоянную температуру. Когда начинается переохлаждение, термостат откликается на этот процесс, отбирая тепло у наружной оболочки и перенаправляя ее ядру. Руки и ноги начинают коченеть. Если температура ядра понижается еще больше, организм начинает отнимать тепло и от головы. Когда это происходит, замедляется процесс кровообращения, головной мозг перестает получать в необходимом объеме кислород и сахар; в нормальном состоянии мозг сжигает сахар, вырабатывая тепло. Как только головной мозг начинает работать медленнее, дрожь прекращается, и начинается иррациональное поведение. Несомненно, этот тревожный сигнал свидетельствует о смертельной опасности, однако человеку очень трудно распознать его в самом себе, потому что переохлаждение первым делом отнимает волю и желание бороться за свою жизнь. Прекратив дрожать, человек прекращает беспокоиться. Он умирает, но ему все равно. На этой стадии организм теряет способность себя согревать. Даже забравшись в спальный мешок, человек продолжит остывать. Пульс станет неровным, сонливость превратится в полубессознательное состояние, которое окончится полным забытьем. Единственная надежда заключается в том, чтобы получить дополнительное тепло от внешнего источника — костра, горячего напитка, другого тела. На самом деле один из лучших способов согреть жертву переохлаждения заключается в том, чтобы поместить ее в один спальный мешок с человеком, чья температура все еще остается нормальной.

Я чувствовал себя в относительной безопасности, что было глупо, потому что наше положение никак нельзя было назвать безопасным. Мы находились посреди голой пустыни, занимая одно из двух очевидных мест укрытия в радиусе нескольких миль. Я радовался тому, что мы остановились, так как мы получили возможность отдохнуть, но огорчался, поскольку нам требовалось непрерывно двигаться, чтобы согреваться.

Однако мы ничего не могли с этим поделать. Оставалось только лежать, обмениваясь теплом наших тел, и ждать наступления темноты.

Плотный песок напоминал засохшую грязь. Раньше он выглядел чужеродным; теперь, покрытый слоем снега, он превратился в лунную поверхность. Снегопад перешел в настоящий буран. Я постарался найти в этом хоть какую-то светлую сторону: по крайней мере видимость сократилась до пятидесяти метров.

Весь день мимо нас проезжали машины, направляясь на восток и на запад вдоль линии электропередачи, — гражданские грузовики, водовозы, джипы и колесные бронетранспортеры. Был момент, когда два бронетранспортера заставили нас поволноваться, потому что они проехали метрах в двухстах от нашего укрытия. Неужели нас обнаружили? Впрочем, выбора у нас все равно никакого не было; не могли же мы выскочить и побежать, потому что бежать было некуда.

Машин оказалось гораздо больше, чем мы ожидали, причем в основном военных, однако теперь это уже было не главным. Лежа в снегу, терзаемые злобным ледяным ветром, мы думали только о том, как бы сохранить тепло и остаться в живых. Мы были физически истощены и полностью открыты ветру. Все предпосылки для серьезных неприятностей. И без того холодный воздух в сочетании с сильным ветром может создать эквивалент убийственного мороза. При скорости ветра тридцать миль в час открытые участки тела замерзают за каких-нибудь шестьдесят секунд и даже быстрее при температуре всего —9 °C. Лишь гораздо позднее мы узнали, что в этих краях то были худшие погодные условия за последние тридцать лет. В бензобаках дизельных грузовиков замерзала солярка.

От чувства безопасности я перешел к серьезному беспокойству. Мне приходилось видеть людей, погибших от холода. Ну и смерть для разведчиков! Это во много раз хуже, чем погибнуть от вражеских пуль. Мне казалось, я не вынесу насмешек.

Сесть мы не могли, потому что в этом случае наши силуэты вырисовались бы на фоне неба. Вся суть нашего укрытия заключалась в том, что оно находилось выше уровня зрения. Приходилось надеяться на то, что невысокая стенка укроет нас, если только мы будем лежать неподвижно и не высовываться.

К одиннадцати часам дня ситуация начала выходить из-под контроля. Мы лежали, сбившись в кучку, обнимая друг друга, сотрясаемые конвульсивной дрожью, бормоча слова поддержки, отпуская глупые шутки. Мои замерзшие руки онемели и очень болели. Над нами возвышались холмики снега. Пришла пора послать к черту тактические соображения и подумать о том, как остаться в живых. Выбор стоял между тем, чтобы нарушить маскировку и тем самым, возможно, выдать себя, и просто замерзнуть до смерти. Я принял решение нарушить маскировку и приготовить горячий напиток.

Я выцарапал в твердом песке ямку и зажег кубик сухого спирта. Наполнив кружку водой, я подержал ее над огнем. Тепло, которое я ощущал лицом и руками, было просто восхитительным. Я непрерывно помахивал ладонью, чтобы рассеять поднимающийся над водой пар. Когда вода согрелась, я бросил в нее гранулированный растворимый кофе, сахар и молоко. Кружка пошла по кругу. Я тотчас же приготовил еще одну кружку с горячим шоколадом.