Анатолий Собчак. Отец Ксении, муж Людмилы - Юрий Шутов

Вместо подготовки к зиме и организации других важных и нужных жителям района дел, местные власти увлеклись разным псевдоэкономическим блудом. Районы стали, словно опарышами, кишеть всякими невесть кем и для чего придуманными «обществами», «ассоциациями», «концернами» и другими сомнительными новообразованиями. Чиновники районных администраций жгуче возжелали извлекать прибыль из каждого участника этой бестоварной ярмарки тщеславия.

Складывалась довольно парадоксальная ситуация. Прежде, чем отделиться от города, районы решили сперва объединиться для выработки совместного текста ультиматума городским властям. Стало известно, что руководители районных администраций собираются по субботам вместе, обсуждают задачи по самоизоляции, где делятся уже накопленным опытом и планами по заражению всех бациллами вольнодумства с целью быстрейшего инициирования вспышки эпидемии сепаратистских настроений масс.

«Патрон» мало интересовался происходящим в районах, не желал знаться с «райбунтарями», посмеивался и старался не обращать на них никакого внимания. Он почему-то абсолютно уверовал, что в случае чего быстро укротит там очередное сумасходство при помощи сокращения числа самих районов в городе либо их переименования. Идея разных переименований всего, с чем не справлялись, была очень модной, но кто подсунул Собчаку еще и затею с ликвидацией некоторых районов — ума не приложу. Весь этот комплект «смелых замыслов» тоже попахивал клиникой.

Я же решил, что ежели стихийно возникшее субботнее брожение районных единомышленников ввести в спокойное русло регулярных встреч с Собчаком, то атаманский угар елочных есаулов может пойти на убыль, после чего они запросто смогли бы заняться делами, действительно необходимыми населению районов. Но прежде, чем предложить это Собчаку, нужно было самому побывать хоть на одном «субботнике» этих райвожаков.

Спустя неделю первый же посещенный «сходняк» главарей районных Советов и администраций произвел на меня неизгладимое впечатление. Я долго не мог отделаться от ощущения, что смысл и тексты большинства услышанных там речей могли бы сильно огорчить, скажем, врачей психбольницы имени Скворцова-Степанова.

В большом актовом зале одного из районных исполкомов собралось около сорока человек. Быстро наметилась очередь выступающих, куда, похоже, вошли все присутствующие. И понеслось… Каждый оратор начинал свою речь с приоритетного поименного приветствия собравшихся и ругани всех вместе за нерешительность и разные неясные огрехи. Трибуна постоянно оглашалась призывами к свершениям, обещаниями побед и подбадривающими рекомендациями, как быстрее и сильнее разбогатеть. Из их выступлений следовало, что минутные вожди всех мастей были окружены, словно мед мухами, неслыханными ранее всевозможными искушениями и изнурительным соблазном. У нескольких заговорщиков имелись довольно большие бороды, которые, когда они с жаром говорили, гневно сотрясались, как пустой мешок из-под овса, надетый на морду голодной лошади.

Все наперебой предлагали новые, доселе никому не известные формы и образы правления, при этом утверждая, что действуют от имени народа. Однако, по легко угадываемым разрушительным последствиям их предложений было похоже, что население об этом не знало, но верило им, а посему допускало углубление общего «котлована» под строительство «светлого здания» будущих обещанных всем преобразований.

Каждый участник этого «слета» на свой лад прославлял задачу преобразования районов в плутократические территории, где под видом «демократического правления» стал бы безнадзорно и бесконтрольно праздновать победу и господствовать освобожденный от гнета законов жулик средней руки. Подобной или близкой к ней точкой зрения был зачат развешанный впоследствии пред взором уже ограбленного народа будущий лозунг о том, что «нужны не единицы-миллионеры, а миллионы собственников».

Все речи заканчивались среди полного невнимания, но под бурные аплодисменты. Многие публично с трибуны признавались в каких-то денежных поборах, сильно смахивающих по технике исполнения на обычные вульгарные взятки, несмотря на заверение о необходимости получения их исключительно ради нужд района. Какой-то маленький, близорукий, взъерошенный оратор с неожиданным гневным пафосом заявил, что сами по себе небольшие размеры этих поборов лишают их получателей всякого оправдания, ибо брать нужно как можно больше. После этого он с мужеством, даваемым близорукостью, спокойно перенес презрительные взгляды из партера. Ему почему-то совсем не аплодировали. К этому следовало бы добавить, что «слуги народа» районного уровня вовсе не так уж обогащались, как принято считать сейчас. После ликвидации советского центра по распределению привилегий каждый новый чиновник стал хапать ровно столько, сколько мог, но, будучи ограничен грабительством других, себе подобных, естественно, был не в состоянии добиться относительно высокого уровня дохода при такой жесткой конкуренции, чем, видимо, и объясняется районная строгость нравственных тарифов по сравнению с городскими аналогами.

К концу этого искреннего «шоу» какой-то пожилой меланхолического вида блаженный, вероятно, заподозрив во мне, скромно сидящем в уголке зала, антидемократического шпиона, стал привязываться с требованием представиться, после чего я, к удивлению меня узнавших, также вынужден был выступить со скрытыми пожеланиями скорейшего выздоровления всем присутствующим.

На следующий день я уже смело звал Собчака посетить в очередную субботу место, где собирается эта «высокочтимая» публика, огорчившая меня своими призывами к развитию разнообразных пороков в районном масштабе и расшатыванию последних, чудом уцелевших устоев государственности. На мой взгляд, подобные встречи «патрона» нужно было сделать регулярными, дабы удержать районных «реформаторов» в рамках всеобщей адаптации. Собчак со мной согласился и дал задание подготовиться к их очередной сходке, которая была намечена на ближайшую субботу.

Утром в день первой намеченной встречи, о чем заблаговременно были предупреждены районные «робеспьеры», в приемной замельтешил Анатолий Моргунов. Мы с ним шапочно знались давно. Этот тележурналист с лицом Бабы-Яги бальзаковского возраста был чем-то неуловимым определенно симпатичен. Если не ошибаюсь, то именно с его непосредственным участием родилась довольно популярная городская информационная программа «Телекурьер», где он стал бессменным ведущим. Его программа, как и любая другая, имея свой, отведенный ей вниманием зрителей срок жизни, постепенно состарилась, но зато сделала Толю узнаваемым повсюду.

Послонявшись молча вокруг разных посетителей, топтавшихся в приемной в этот субботний нерабочий день, и, видимо, сориентировавшись в обстановке, Моргунов с решимостью литерного поезда попытался проскочить в кабинет «патрона», пристроившись в кильватер к приехавшему не знаю зачем Георгию Хиже. После неудавшейся попытки проникновения тележурналисту пришлось поведать мне о цели своего визита. Постоянно хватаясь за свои и так не собиравшиеся падать большие роговые очки, он рассказал, что какой-то предприимчивый человек, совладелец антикварного магазина, или даже двух, собирается поделиться собственным коммерческим успехом и подарить Собчаку очень дорогую картину. Что касается самого Моргунова, то он хочет запечатлеть для сведения горожан этот «исторический» момент дарения.