Орден меченосцев против Руси. Первый германский поход на Восток - Елена Тянина

Таливалдис, правитель Талавы. В 1208 голу епископ Альберт заключил с ним союз. Военные силы ордена в союзе с латгалами вторглись в эстонские земли

А спустя несколько лет город опустел. В 1202 году, в Ригу прибыло земгальское посольство на переговоры о мире. Договор был заключен, но, скорее всего, немцы не позволили земгалам возродить торговый порт на Даугаве. Столетиями господствовавшая на Двинском пути страна стала континентальной. Теперь весь контроль за потоком товаров и движением купеческих судов переходил к Риге. Земгалы только в обмен на мир и военный союз с немцами могли получить право свободного провоза товаров через немецкие владения в Ливонии. Зачем же понадобился епископу Альберту такой союз, почему он, изменив своим принципам, пошел на соглашение с язычниками? 1202 год в Ливонии был переломным. На стол в Торейде сел князь Каупо, сторонник епископа. Отложение Ливонии от Полоцка делало неизбежной войну с Полоцкой «конфедерацией», и земгалы становились одним из наиболее вероятных союзников, к тому же весьма опытных в борьбе с этим противником, особенно, с его авангардом литовцами. Потому епископ Альберт отступает от традиционной дипломатии Крестовых походов и идет на военный союз с язычниками без каких бы то ни было обещаний с их стороны принять христианскую веру. «Те, кто ранее были врагами тевтонам и ливам, стали их друзьями», – пишет Генрих Латвийский, но тут же добавляет, что земгалы скрепили договор по языческим обычаям. То есть никаких обязательств по крещению страны они не принимали, и вопрос об этом вообще на переговорах не ставился. Потеряв выход к морю, Земгале пока еще сохраняла независимость и приобретала сильную поддержку немецких рыцарей в войне с Литвой.

Очень вероятно, что уже в это время земгальское государство возглавлял один из самых энергичных и сильных прибалтийских политиков – князь Виестурс. По крайней мере, хроника знает его как активного исполнителя договора. Литовский историк Э. Гудавичюс в своем работе о борьбе народов Прибалтики за независимость в XIII веке, рисует Вместурса как первого прибалтийского правителя, пытавшегося путем дипломатических игр с Ригой и Орденом добиться политического признания. Однако все же первым был ливский князь Каупо, нанесший визит римскому папе. Вполне возможно, что судьба соседа, которому пришлось испытать горечь изгойства, стала для Виестурса отрицательным примером. Земгальский князь, хоть и поставил на союз с немцами, но при этом выбрал иной путь. Даже окончательно лишившись торгового присутствия на Двинском пути, он не идет на признание себя вассалом епископа Альберта, как это сделал Каупо. Земгале не Ливония, чтобы выбирать, кому служить. Земгальский князь не был ничьим вассалом и не собирался им становиться. Именно этим объясняется твердость Виестурса и в неприятии христианской веры. Ведь крещение означало немедленное признание церковной власти епископа рижского, после чего уже не избежать и подчинения политического. А на выплату десятины церкви свободолюбивые земгалы могли смотреть не иначе как на унизительную дань. Ведь их родные языческие порядки предписывали жрецам существовать лишь на добровольные пожертвования общины. Потому Виестурс ставит крещение страны в зависимость от признания его политической власти, а не наоборот. А на это уже не мог пойти епископ Альберт, и эта половинчатость договоренностей сказалась впоследствии на судьбе немецко-земгальского союза.

Заключив военный союз с Ригой, князь Виестурс вскоре ясно дает понять, что он политик действия. В 1205 году он становится инициатором нападения на литовское войско при Роденпойсе, фактически спровоцировав немцев нарушить мирное соглашение. По словам хрониста земгальский князь бросает в лицо немцам обвинения чуть ли не в пособничестве врагам. Виестурс «стал упрекать тевтонов за то, что враги мирно проходят через их владения». Не получив согласия сразу, земгальский князь идет на беспрецедентный шаг: по требованию рижан для подтверждения своих союзнических намерений, он отдает в их руки заложников от каждого замка Земгале. Только тогда рыцари соглашаются участвовать в нападении. «Вестгард, человек воинственный, стал подговаривать их к бою, обещал привести им на помощь побольше семигаллов и просил только дать ему каких-нибудь опытных в военном деле людей, умеющих вести войско и построить его к битве. Тевтоны, видя его твердость, выразили готовность исполнить его просьбу, но с тем условием, чтобы от каждого замка Семигаллии он согласился дать им заложника, какого они выберут. Весьма обрадованный таким ответом, он весело возвратился к своим и, взяв с собой поименованных заложников, собрал достаточно войска. Когда войско было приведено, заложники были переданы в руки тевтонов, и семигаллы, показав таким образом свою верность, получили и помощь, и дружбу с их стороны». Конечно, такое развитие событий как нельзя лучше характеризует взаимоотношения союзников, откровенно не доверяющих друг другу. Но почему для Виестурса была так важна эта кампания, что он идет ради нее на такие крайние меры, как предоставление заложников? Ответ ясен, ему было нужно любой ценой разрушить перемирие Ливонии с Литвой, заключенное по итогам битвы у Древней Горы сепаратно от его страны. Именно в этом он упрекает союзников, призывая напасть на литовцев. Его предложение, можно сказать, поставило немцев перед выбором: или договоренности с Литвой, или союз с Земгале. И напористый земгальский князь все же добился своего. Соблазнившиеся на легкую добычу, а может, и не желая разрывать выгодный договор, рыцари идут у него на поводу. Стычка при Роденпойсе состоялась, сделав невозможным дальнейшее мирное сосуществование Ливонии и Литвы, перспектива нового объединения Риги с Полоцкой «конфедерацией» стала призрачной. Но даже сам гордый князь, приказывая отрубать головы убитым почти без сражения литовцам и радуясь свершенной мести, не мог предположить, что уже через несколько лет сможет воскликнуть подобно епископу Альберту: «те, кто ранее были врагами нам, стали друзьями».

За последующие годы немецко-земгальский союз, казалось, окреп. В 1207 году Виестурс со своими воинами участвует в штурме замка Каупо. Как бы требуя платы за свое участие в разгроме «заговора Ако», Виестурс снова зовет рыцарей в поход против литовцев. Теперь уже он задумал дерзкий грабительский рейд вглубь самих владений своего злейшего врага Даугерутиса. «Вестгард, вождь семигаллов, все еще помня о поражениях и многих бедствиях, испытанных им от литовцев на всем пространстве Семигаллии, и готовя поход против них, стал усиленно просить помощи у христиан в Риге, упоминая, что в другой раз он приходил на помощь рижанам для покорения других язычников». Несмотря на заверения Генриха Латвийского о немногочисленности войск в Риге и нежелании старейшин рижан начинать поход в это время года (это был примерно, октябрь – время проливных дождей), с Виестурсом был послан довольно значительный контингент. Намного большее войско, по свидетельству Генриха Латвийского, собрал и Виестурс. В целом готовившая вторжение армия едва ли не равнялась по численности всей великокняжеской рати Литвы того времени. Но судьба довольно масштабной кампании оказалась бесславной, а ее итог стал настоящим фиаско для немецко-земгальского союза. Чтобы лучше понять, что произошло, нужно обратиться к источнику: