Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши - Станислав Горский

Нет, мы не допустили каких-либо ошибок. Мы действовали грамотно и отходили не потому, что чего-то боялись. Нет, нас просто было меньше, чем немцев, а полоса, которую нам приходилось удерживать, была для нас великовата. Немцы лезли напролом. Им надо было любой ценой удержать шоссе, дать возможность перебросить свои войска под Бюттов. Задержать наше продвижение хоть на несколько часов, на час, на минуты. Знай они о том, что нас очень мало, смяли бы, потому что их было значительно больше. Примерно около батальона пехоты и приданные им средства усиления. И в том, что нам приходилось порой отходить, нет ничего удивительного. Потом мы находили правильное решение и вновь овладевали теми рубежами, которые мы оставляли несколько часов назад. Война есть война. Каждый думает только о победе, но кто-то должен остаться и побежденным. Только теперь нам чаще стали доставаться лавры победителей, потому что мы стали сильней и научились воевать. Шел год великой победы советского народа, и мы знали, что близок конец войне.

До утра ничего существенного не произошло. Около шести часов пришел командир батальона Немчинов. К самоходке пришел боец и передал, что меня вызывает командир батареи капитан Приходько. От него я узнал, что там же находится и Немчинов. Этого офицера я знал давно, не раз нам приходилось поддерживать своим огнем его батальон. Хотя за это время многих уже не стало, влилось новое пополнение, но все же основной костяк батальона держался.

Засунув карту за гимнастерку, я пошел в указанное бойцом место. Местность поросла небольшим леском, а через весь этот массив проходила хорошо наезженная грунтовая дорога, которая выводила на то злосчастное шоссе, как раз в этом небольшом населенном пункте, из которого нам вчера вечером пришлось отойти.

Теперь, видимо, будет поставлена задача овладеть этим пунктом. Задача, конечно, будет не из легких. Откровенно говоря, если бы мы закрепились на том перекрестке, то вряд ли бы немцам удалось нас сбить. Но мы допустили главную ошибку – не закрепились. Танков у нас здесь не было, что нам было не в диковинку. Но у немцев были танки. Это говорили и бойцы, которые последними отходили ночью и не только слышали, но и видели.

Но то, что они не рискнули открыто поддержать свою пехоту, наводило нас на размышления. Почему? Может, не было горючего или боеприпасов. Такое может быть. А может, вкопали танки, как огневые точки, и ждут, когда мы начнем их выбивать? Послушаем, что скажет комбат. Может, ему больше известно?

Дойдя до указанного мне бойцом места, я увидел, что за бруствером, не очень тщательно замаскированным, сидели Тимаков, Приходько, Немчинов и еще несколько человек, которых я знал. Доложил о своем прибытии. Приходько протянул мне руку и усадил рядом с собой на бревнышко. «Ну, расскажи, как все произошло, – начал он. – Тимаков мне доложил, но хочется знать подробности. Пока есть время, говори». Я повторил подробности ночного боя. «Да, жалко Серафима, не смог уберечься. Видимо, такая его судьба. Из санбата сообщили, что умер по дороге. Схоронят в Хойнице на городском кладбище в братской могиле. Жене я написал письмо, сегодня отправлю».

Пока я рассказывал, подошли остальные. Немчинов предложил выдвинуться вперед и подняться на высоту, откуда было виднее впереди лежащую местность.

На этот раз нам была поставлена задача: вместе с ротой батальона Немчинова захватить шоссе и дальше развивать успех левее Бюттова. Увязали вопросы взаимодействия. Нас своим огнем поддержит полковая артиллерия. Но, когда ставилась задача, артиллеристов среди нас не было. Я тогда подумал: как же так? Ведь лучше бы было, если бы артиллеристы своими глазами глянули, что им предстоит делать. Какую работу они должны выполнить, какие цели поразить, где обрушить основной огневой налет? Так всегда было, а тут даже на рекогносцировку не прибыли. Потом, конечно, это сказалось на результатах нашей атаки. Потому что подавить все огневые точки, которые даже были известны, им не удалось. А в ходе боя трудно быстро маневрировать огнем. Здесь же что-то у нас не получилось.

Перед тем как возвратиться к своей машине, Приходько еще раз подошел ко мне и сказал несколько ободряющих слов. Обещал найти нам заряжающего из числа «безлошадных». В это время за высотой появилась наша машина с боеприпасами. Пока я шел низиной, мне было хорошо ее видно, и я еще подумал: хоть бы водитель встал за кустарником, а то вылез на пуп. Если немцы наблюдают с высокого места, то и увидеть можно, а тогда жди огня. Подойдя к машине, я высказал свои мысли шоферу. Молча, ничего не возражая, он полез в кабину и отъехал под небольшие березки ниже того места, где стоял. Я удовлетворительно кивнул ему. До самоходки было метров двести, и мы носили по два снаряда. Ближе подъехать было небезопасно. Механик неотлучно находился в машине и принимал снаряды, а мы втроем с шофером носили. Погрузив полсотни снарядов, он попрощался с нами и, выехав на дорогу, повернул к Тимакову.

До начала атаки у нас было еще больше часа времени, которое мы решили использовать для тщательной разведки маршрута, по которому предстояло продвигаться вперед.

Устроившись поудобней, мы вместе с заряжающим, которому придется вести огонь, поочередно смотрели в панораму и изучали местность впереди нас. Хотелось до мелочей просмотреть каждую кочку и бугорок, чтобы в бою тот бугорок не оказался вражеским окопом и не смог нанести нам урона. Ничего особенного мы долго не могли обнаружить. Увиденным обменивались, обсуждали и вспоминали, было ли это вчера, когда мы отбивали этот фольварк. Возле разрушенного сарая меня привлекла куча кустарника, срезанного где-то.

Так где же его срезали и зачем? Сучья вперемешку с соломой. Тогда я взял бинокль и стал тщательно просматривать каждый метр земли. Вчера этого не было, это точно. Я хорошо помнил, как я вел огонь по полотну дороги и сарай был целый. Нет, тут что-то не так. И вдруг за сучьями я увидел, как промелькнула каска, за ней вторая. Значит, там окоп, но что в нем?

Теперь я уже отчетливо видел, что из-за кустарника, наваленного кучей, торчало бревно. Нет, это не бревно, это ствол орудия. Понятно. Значит, противотанковое орудие. А может быть, закопанный танк? Я подумал, что нужно поделиться с другими экипажами, это будет нелишне.

Иван тоже успел рассмотреть хитро замаскированный окоп. Сомнения все отпали – там противотанковое орудие. Теперь нам надо накрыть его своим огнем. Дал указание продолжить изучение местности, может, еще что-нибудь новое попадется. Было 8 марта, день, который я запомнил на всю жизнь.

Слушая радио, я мельком пробежался по диапазону радиостанции и услышал, как Москва поздравляла женщин в тылу и на фронте с праздником и рассказывала о героическом труде наших женщин. О, как они сражались, мы и сами это видели и знали. Я всякий раз с восхищением смотрел на хрупкие их фигуры и думал, как только они могут выносить все то, что ежедневно выпадает на нашу фронтовую судьбу. Уже сам факт того, что они делили все неудобства нашей походной жизни с нами, мужчинами, а порой брали на свои плечи и сверх того, что может вынести женщина и что ей положено по службе, – это было героизмом и подвигом, заслуживающим самой высокой похвалы.

За пять минут до начала артналета я переключил рацию на прием на установленную волну. В семь утра артиллеристы откроют огонь по фольварку и по отмеченным нами огневым точкам. Протяженность артналета – 15 минут. Потом – наш черед. Больше десятка бойцов подошли к самоходке. Младший сержант доложил, что они должны действовать с самоходчиками вместе. Значит, нам будет значительно легче.