Эдо 2103 - Елизавета Коробочка

Сакура скорее шутки ради, но Сатоши, неожиданно, задумался.

— Но как мы завтра объясним ей это?

— Да ладно, глянь на нее. Она ж удолбалась наркотой. Скажем, что она съела все вчера, просто забыла.

Сатоши уставился на него, и, даже не видя его взгляда, Сакура мгновенно почувствовал осуждение.

— Ну ты и хорек, — затем он хмыкнул. — Я в деле. Все равно оно испортится до утра.

В ответ на это Сакура лишьзакатил глаза. В большой семье, как говорится… Ему, в отличие от Сатоши, не нужно было убеждать себя ни в чем подобном — его намерения были чисты, как и совесть. Он был готов сожрать порцию Акеми просто потому, что он был засранцем, и все. Никаких объяснений. Плюс он сильно хотел есть, а нормально он не обедал еще с… Да вообще вчера не обедал, только завтракал дешевым тостом.

Открыв пачку, он к своему большому неудовольствию (или наоборот, к радости) отметил, что все ингредиенты были теми же, что он обычно заказывал себе лично на дом или на работу. Кто-то слишком любит совать нос не в свое дело…

Они быстро расправились со своими порциями и заказом Акеми, и затем Сатоши мрачным тоном заметил:

— Нам надо кое-что решить.

Диод его угрожающе замигал.

— Видишь ли, тут всего один футон. Не считая коек.

Спать на койках (судя по тому, как морщилась во сне Акеми) было не очень удобно, а потому возникала проблема — футон был один, а их — двое, и вдвоем они там точно не поместились бы.

Сатоши схватился за кости, и Сакура солнечно улыбнулся ему в ответ.

Он знал, как играть в такие игры, а потому, естественно, победил. И вовсе это была не простая удача, точно! Сатоши разочарованно цокнул:

— Н-да, не первый раз, и явно не последний…

В ушах словно звучал белый шум.

Гудение проводов… Писк…

Акеми с трудом разлепила глаза, чувствуя, как болит все тело.

В комнате царил полумрак. Она все так же лежала на кушетке, на которой оперировала себя — видимо, никто так и не потрудился унести ее хотя бы на диван. Медленно она подняла взгляд вверх, где над ней завис монитор — старый прибор, который она выкупила у старьевщиков со свалки, и перепрошила для определения состояния собственных клиентов.

Однако, вместо привычных ломанных там были лишь три прямые линии — будто бы жизненные показатели отсутствовали вовсе. Может, сломался, подумалось Акеми, и в это мгновение экран пошел помехами, словно подтверждая ее слова.

Она тяжело подняла одну руку и легонько ударила им монитор, отчего тот мгновенно ожил — но лишь на секунду, пока линии на нем не дрогнули и не сместились со своих осей. Словно в замедленной съемке, они начали медленно закручиваться в спираль, пока, наконец, не образовали друг из друга две окружности.

Акеми смотрела за этим, словно завороженная.

Внутри внутренней окружности вдруг мелькнуло что-то — два желтых огонька. Словно тоннель, подумалось ей. Она моргнула, думая, что ей просто чудится из-за наркотиков и усталости, но, с каждым разом, окружности не пропадали — лишь два желтых огонька становились все ближе и ближе.

Ей это не понравилось, и, дернувшись, Акеми попыталась сесть.

Но поняла — ниже пояса она не чувствовала ничего. В панике она оглянулась и осознала — вокруг не было клиники, лишь пугающая всепоглощающая пустота, монитор и койка, на которой она заснула.

В ужасе Акеми вернулась взглядом к монитору — а там, с обратной стороны экрана, на нем лежала чья-то бледная ладонь, слишком детальная для изображения. Медленно, рука, словно сквозь толщу воды, вынырнула прочь из экрана, а следом показалось лицо — бледное, с длинными белыми волосами.

То, которое она видела в ресторане. Та девушка в белом кимоно.

Акеми тяжело задохнулась и попыталась отползти, но конечности не слушались. Она в ужасе уставилась на девушку перед собой, а та тихим пробирающим до костей шепотом все еще шептала:

— Четыре… Пять…

— Кто ты такая?!

— Один… Ноль… Восемь.

— Что ты считаешь?!

Внезапно, голос белой девушки пошел помехами, и, с громким вздохом, Акеми распахнула глаза.

Она была в своей клинике. На той же самой койке.

Монитор перед глазами привычно показывал две ломанные линии и одну прямую — почему-то мозговую активность он всегда демонстрировал, как нулевую. Она никак не могла починить его, и, в конечном итоге, попросту махнула рукой.

Все затекло — единственное, что она не чувствовала, был ее бок. Видимо, анестезия все еще не отошла до конца. С трудом она поднялась и села, после чего оглянулась по сторонам, лишний раз убеждаясь, что она в своей клинике, а не посреди пугающей пустоты.

Отработанный режим вновь его подставил, и, даже без будильника, Сакура резко распахнул глаза слишком рано для официального выходного в якобы командировке (спасибо Юасе!). Поначалу он стушевался, не понимая, где находится, но потом припомнил все вчерашнее — и провалиться обратно в сон захотелось еще сильнее. Хотя надо было бы встать раньше, чем Акеми обнаружит, что он в наглую завалился на ее футон — они были не настолько дружны для этого.

Нога болела, и он провел пальцами по повязке — та уже значительно пропиталась кровью.

С трудом он выполз из комнаты и нос к носу столкнулся с хозяйкой подвала, которая подозрительно уставилась на него. Черт, все же, не успел — объяснять, почему он, а не хозяйка квартиры, спал на футоне было… как-то почти неловко, поэтому, буркнув что-то вроде приветствия, Сакура поспешил к ванной, собираясь хотя бы немного освежиться.

Где-то на фоне раздавалось сопение Сатоши…

Он проклял себя в ту секунду, когда сунул голову под кран — мыть волосы такой длины в раковине было самой идиотской затеей, какая только могла посетить его, но ехать в таком виде обратно было еще хуже. С трудом он вымыл остатки засохшей крови и еще всякого, что, наверное, до вчерашнего дня было его ухом. Он предпочел не думать об этом, схватившись за мыло.

— Тебе что, шампунь дать?.. — раздался позади голос, и Сакура требовательно протянул руку.

Отказываться он точно не собирался.

На выходе его уже ждали: Сатоши сонно зевал, сидя на кушетке, а Акеми, выглядящая… так же плохо, как и вчера вечером, но, хотя бы, в чистой свежей одежде (Сакура ей искренне завидовал, потому как его была все еще заляпана уже высохшей кровью), услужливо кивнула на кушетку.

— Ну? Кто первый?

— Ты перчатки-то помыла? — он покосился на ее руки, и Акеми очаровательно