Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

одно можно ручаться, что если нам потребовалось восемь месяцев на то, чтобы понять, что тогда делать, то им — гораздо меньше времени, потому что мы дали прекрасную дорогу и на своей спине перенесли целый (груз) уроков, который учтут рабочие и солдаты всего мира».

И патетически заключил: «Вчера в Австрии и Германии произошла буржуазная революция. Мы же восклицаем “Да здравствует социалистическая революция в Австрии и Германии! ”»114.

Спустя неделю Зиновьев, уже в Перми, куда он прибыл вместе с товарищем по работе в Петрограде М. М. Лашевичем, назначенным командующим 3-й армией, снова говорил о начинающейся мировой революции. Только теперь о событиях не в Австрии и Германии, а в Болгарии. Так еще и не узнав о подавлении солдатского мятежа месяц назад.

«История, — рассуждал Григорий Евсеевич, — идет иногда неожиданными путями. Казалось бы, первой должна была восстать страна с наибольшим развитием капитализма, с наиболее развитыми общественными противоречиями. Случилось не так. Вслед за нами восстала маленькая Болгария». Правда, тут же поспешил не придавать тому слишком большого значения. «Сама по себе, — продолжил он, — болгарская революция и даже революция общебалканская ничего не решают». И все же слишком оптимистично пообещал: «Борьба там продолжается, борьба идет, разрастается все больше и больше. Советы там существуют. Не далее, как сегодня мы получили известие, что Советы там продолжают существовать и что революция перебросилась в Сербию и Румынию».

Столь своеобразный, весьма далекий от реальности прогноз потребовался Зиновьеву не только для того, чтобы лишний раз вдохновить красноармейцев, внушив им мысль о том, что они не одни — с ними и охваченная пламенем революции Европа. Рассказал Григорий Евсеевич о Болгарии еще и для того, чтобы, коснувшись марксистской теории, снова и снова опровергать взгляды меньшевиков, так и не принявших Октябрь по идейным соображениям.

«Урок болгарской революции, — объяснял он, — для нас чрезвычайно значителен. Он разрешает, между прочим, один спор, который, впрочем, уже и без того разрешен судьбою. Спор о том, может ли отсталая болгарская крестьянская страна сделать социалистическую революцию. Вы помните, что основное возражение наших противников, которых можно назвать добросовестными противниками, свелось к одному. Они говорили: мы — социалисты, а вы гробите социализм тем, что забегаете вперед. Страна как Россия, страна с недостаточно развитым капитализмом не может, говорили они, сделать социалистическую революцию. Она должна вариться в буржуазном котле несколько десятилетий, прежде чем перейти к социализму.

Урок болгарской революции дал нам чрезвычайно важную иллюстрацию к этому спору».

Лишь обосновав столь косвенно причину победы Октября, Зиновьев обратился к положению в Германии. Заговорил о том, что считал самым важным.

«Важно не то, что любимейший вождь всего III Интернационала (еще не созданного! — Ю. Ж.) на свободе, хотя, разумеется, и это важно, потому что нет для нас более дорогого человека, чем Либкнехт. Важно то, при какой обстановке освобожден Либкнехт. Это — символ, это — начало нашего братского союза с германским революционным пролетариатом, который прогонит Вильгельма, который расквитается с Шейдеманом (один из лидеров социал-демократии Германии, вошел в Совет народных уполномоченных, сыграв решающую роль в саботаже революции — Ю. Ж.) и соединится с нами для того, чтобы идти против наших общих врагов (выделено мной — Ю. Ж.)»1.

В последнем Зиновьев нисколько не сомневался, был уверен до фанатизма. Таким видели скорое будущее и все лидеры большевизма. Считали: как в России возвращение Ленина из эмиграции и привело к Октябрю, точно так и в Германии освобождение Либкнехта послужит началом пролетарской революции. Разумеется, победоносной, соединяющей две советские республики — Российскую и Германскую.

Зиновьев о том только мечтал, Ленин — делал все, что было в его силах. И для того добивался создания нового, революционного III Интернационала, избавленного, наконец, от реформистов и оппортунистов. Боевого, большевистского. Притом твердо полагал — уже назревают революционные события, к которым следует подготовиться загодя. Продолжить и завершить начатое в Циммервальде и Кинтале.

Именно потому Ленин добился еще 8 октября 1918 года на очередном заседании ЦК принятия решения, важного для осуществления задуманного: «Образовать Бюро РКП за границей в составе тт. Балабановой, Воровского, Бухарина, Розина и Аксельрода. Означенному Бюро поручается организация соответствующих бюро в отдельных странах и руководство их деятельностью… Бюро поручается немедленно приступить к подготовке созыва международной конференции в России (выделено мной — Ю. Ж.)»115.

Итак, четкая цель была названа, для ее достижения подобраны исполнители: А. И. Балабанова — секретарь Циммервальдского движения, находившаяся в Берлине; В. В. Воровский — полпред РСФСР в Швеции, Норвегии и Дании с местом пребывания в Стокгольме; Н. И. Бухарин — член ЦК РКП, ответственный редактор «Правды», скорее всего должный стать координатором Бюро; Ф. А. Розин (Азис) — в декабре 1917 года глава первого советского правительства Латвии, затем заместитель наркома по делам национальностей РСФСР; Т. Н. Аксельрод, сведения о котором пока ограничиваются лишь тем, что он числился за наркоматом по иностранным делам.

Примечательный факт: никто из. членов Бюро, кроме Балабановой, не принимал участия ни в Циммервальдской, ни в Кинтальской конференциях. И еще одна деталь, заслуживающая внимания. Сразу же после освобождения 23 октября 1918 года из тюрьмы К. Либкнехта для переговоров с ним в Берлин выехал Бухарин. Нельзя исключить, что говорили они и о созыве в Москве международной конференции и о роли в том «спартаковцев».

Неизвестно, приступило ли Бюро к выполнению порученного задания, но, скорее всего, оно вскоре было отменено из-за важнейшего события — революции в Германии, что должно было поменять все прежние планы. И лишь тогда, когда стало совершенно очевидно, что к власти в Берлине пришли те самые социал-демократы, которых Ленин не без основания называл «социал-патриотами», тогда; когда Швеция разорвала дипломатические отношения с РСФСР и настояла на высылке Воровского; когда Балабанову в числе всех сотрудников советского полпредства в Берне, куда она переехала из Германии, выслали; когда британские лейбористы обратились ко всем социалистическим партиям с предложением созвать в январе 1919 года конгресс II Интернационала, вернее, реанимировать его, практически распавшийся в августе 1914 года, для обсуждения проблем, порожденных окончанием войны, тактика РКП изменилась. Был избран иной путь для достижения задуманной цели. Не создание бюро в отдельных странах, а интегрирование уже существующих коммунистических партий и групп.

25 декабря «Правда» опубликовала радиограмму ЦК РКП(б), скорее всего, написанную Бухариным. Содержавшую призыв к коммунистам «всех стран сплотиться вокруг уже фактически создавшегося III революционного интернационала… ставящего перед пролетариатом всех стран задачу захвата власти». Отмечавшую, что с РКП в том солидарны компартии Финляндии, Эстляндии, Латвии, Литвы и Белоруссии,