Порог - Олег Рой

Порой, рассматривая себя в зеркале, Жан-Жак-Альбин с удовлетворением отмечал, что совершенно не меняется. Все та же сияющая здоровьем гладкая кожа, густые и волнистые темные волосы, сияющие голубые глаза, вечные двадцать семь лет.

— Так странно, — сказал он Бельфегору. — Словно это все происходило не со мной. Жаль, что я не успел побывать на казни Жанны д’Арк. Но я хочу еще! Мне понравилась эта игра…

И Жан-Жак-Альбин принялся упиваться этой игрой — ехать на запятках чужих карет и соскакивать, когда игра надоедала или ее продолжение становилось невозможным. Их было много — тех, кто стали известны современным историкам как «знаменитые маньяки Средневековья».

Жиль Гарнье, Мартин Штир, Петер Нирш по кличке Тысяча лиц…

Все это был Жан-Жак Бизанкур.

Но это были мужчины. Позже Бизанкуру выпал случай побывать и в женской ипостаси.

— Мне не дает покоя Венгерское королевство, — признался как-то Жан-Жак. — О мой покровитель, Бельфегор! Еще почти век назад ты разбередил меня рассказом о короле Владе, которым я опоздал стать…

— И снова тебе повезло, — сладко промурлыкала Белла. — Именно в Венгрии есть удивительный персонаж, состоящий с Владом Цепешем в отдаленном родстве, — графиня Елизавета Батори.

— Женщина… — загорелись глаза Жан-Жака. — Я всегда хотел побывать в теле женщины… Только вряд ли я захочу рожать.

— Тебе и не придется, — потянулся Бельфегор. — Я так запутаю историков, что они веками грызться будут, кто кем и кому приходится и кто что сделал, уж попомни мои слова… Но это знатный род, и поэтому можешь особо не церемониться. Ты, мой дорогой, должен блеснуть. А лучше так засверкать, чтобы слава о тебе с именем и в теле этой девочки с нелепой судьбой не померкла в веках и была столь черной, что потомки содрогались бы при одном упоминании имени Елизаветы Батори.

— Если я не убью ее сразу, а заменю… — задумалось чудовище с ангельской внешностью и дьявольской душою, Жан-Жак Альбин. — К примеру, заточу в ее же собственном замке, выдав за собственную строптивую служанку… Как это будет забавно!

Бельфегор покатился со смеху.

— Мне только нужно будет немного побыть среди этого люда, дабы услышать говор его и овладеть незнакомым языком, — заметил Бизанкур.

— Легко, — ответил демон. — В любой стране ты будешь иметь такую возможность. Итак, в путь!

И, увы, это действительно оказалось легко.

Елизавета — настоящая красавица Батори, скованная строгими запретами мужа, Ференца Надашди, прозванного Черным Воином, за которого ее выдали замуж в пятнадцать лет, почти не понимая, что с ней происходит, продолжала свою странную жизнь в полусне. Она превратилась в послушную марионетку, глотающую успокоительные капли, сидящую взаперти, иногда удовлетворяющую похоть супруга и рожающую ему детей, а их было шестеро, хотя один из них умер еще в колыбели. Детей своих она не воспитывала, их сразу отдавали многочисленным нянькам. Да оставить их с ней было и опасно — все прекрасно видели, что хозяйка Чахтицкого замка повредилась в уме…

Но не стоит забывать, что речь идет о подлинной графине. Альбин же, внутренне покатываясь со смеху, потихонечку готовил госпоже Батори ту страшную славу, которая тянется за ней по сей день — славу «кровавой графини».

Покуда настоящая Елизавета предавалась взаперти тоске и унынию, ее двойник, «раздражительная госпожа» раздавала оплеухи своим служанкам за нерадивость, могла ткнуть иглой в лицо или в любую часть тела, если ей не нравилось, как ее причесали или одели. Но, если ее светлость была довольна услугами, она брала служанку в любовницы и щедро одаривала ее. Челядь на это не обращала особого внимания, зная, что любая хозяйка имеет право как угодно наказывать и миловать слуг. А милости «госпожи» поистине были донельзя странными — она делала служанок своими любовницами. И они буквально сходили с ума, потому что во время их противоестественных утех им казалось, что с ними мужчина. Когда они осмеливались задать хозяйке вопрос на эту тему, Альбин, посмеиваясь, отвечал, что всем Батори испокон веков известны тайны черной магии. А уж если им интересно поглубже проникнуть в эту тему, то можно лишиться здоровья и самой жизни. И они предпочитали помалкивать.

Все по-настоящему началось, когда супруг ее, Черный рыцарь, скончался наконец от последствий полученных в сражениях ран, которые давненько мучили его. Вот тогда настоящая Батори вовсе перестала покидать свои покои, и на свет окончательно вышел Жан-Жак-Альбин. Всяческие вопросы о том, кто заперт в комнате, лже-графиня резко пресекала, и домашние были в полной уверенности, что там тот или иной провинившийся домашний слуга или крестьянин.

А себе в компанию очаровательная хозяйка подобрала личностей под стать своим безумным пристрастиям. Это были женщины, и единственный мужчина — карлик-уродец, горбун по имени Фицко.

Особые же милости выпадали на долю Анны Дарвулии, местной знахарки. Та была тоже довольно диковинной особой; на пару с хозяйкой они проводили эксперименты со всякими снадобьями и проверяли их на крестьянах. Анна отличалась своим свирепым нравом да вдобавок страдала эпилепсией, от которой впоследствии и скончалась.

«Елизавета» резвилась вовсю. Когда в замок приезжали родовитые гости, слугам было приказано портить их кареты, отпускать восвояси лошадей. Вырвавшиеся на свободу дворяне клялись, что ноги их больше не будет в Чахтицком замке. Но особым лакомством для Альбина и Бельфегора было приглашение двадцати шести дочерей неимущих дворян, которым графиня собиралась привить «хорошие манеры». Нам-то с вами понятно, что это были за «прививки».

В подвале замка оборудованы были помещения для изощренных пыток. Да и в окрестностях самого замка стали с подозрительной частотой находить окровавленные или уже полуразложившиеся части тел юных девушек.

Особенно же любила графиня принимать «кровавые ванны», коими особо и прославилась в истории. Да и в самом деле, почему бы их и не принимать. Кожа от них становилась шелковистой, а поставщиков красной жидкости было в избытке.

Но любой «хорошей жизни» приходит конец. А конец Батори был страшен.

Сначала за нее взялись клирики и под соусом религиозных разногласий принялись «копать». А как же — графиня была кальвинисткой, и первым обвинителем выступил лютеранский священник Мадьяри. В Венгрии как раз была борьба конфессий, так что несчастная графиня попала в политическо-клириканские жернова.

Это случилось в разгар веселья. Жан-Жак-Альбин только-только приступил к испытанию в подвале своих новых инструментов для изысканных развлечений. Его «гостьями» на этот раз была пара молоденьких служанок. Одна уже не выдержала забав и испустила дух, а вторая ждала своего часа. Бельфегор расположился в бархатном кресле и наблюдал за процессом, когда наверху раздались голоса и топот множества ног.

— Это за нашей девочкой, которая знать ничего не знает и спокойно себе заперта там, наверху, — заметил Бельфегор и немедленно юркнул в бездыханную девушку.