Счастье без правил - Алена Свиридова

Мухи отдельно, котлеты отдельно! Я опять вспомнила свою любимую фразу. «А если бы у нас тоже было так вот, представьте! По специально отведенному для этого полю скачет прекрасный принц на белом коне, приходи и любуйся. Он тебе и серенады споет, и луну с неба достанет, и будет смотреть вечно влюбленными глазами, и утешит добрым словом. Ты знаешь, что в реальной жизни принцев не существует, поэтому довольная приходишь домой, а там муж, объелся груш, – подумала я и посмотрела на своего мужа. – Ты от него больше ничего не требуешь и не обижаешься, если он предпочтет рыбалку с друзьями выходным вдвоем с тобой».

Вернувшись в Москву, я поставила свой портрет в образе гейши на комод и, глядя на него, постоянно возвращалась к мыслям об идеальных отношениях.

Может, взять скалку и сбить корону с образа настоящего мужчины? Разрушить до основания постамент? Сдуть мраморную крошку?

«Они не такие, какими ты хочешь их видеть, – сказала я самой себе, – а если и бывают такими, то не всегда. Можешь спрятать эту дурацкую корону или сдай ее лучше на металлолом! Мы все просто люди, из плоти и крови, мы проще и скучнее, чем гейши, принцы, принцессы и все те персонажи, которые придумали поэты, писатели, режиссеры и художники. И ты сама, в том числе».

Искусство – идеальная концепция жизни. То, как нам хотелось бы видеть себя и других в обстоятельствах, в которых мы находимся здесь и сейчас. То, чего нам так не хватает в нашей обыденности.

Александр Грин выдумал молодого, красивого капитана Артура Грэя (заметили, что инициалы совпадают?), который влюбился и совершил самый романтичный поступок в мире – алые шелковые паруса шхуны, уверенно плывущие к берегу, навсегда перечеркнули злобу и несправедливость этого мира и обессмертили трогательную мечту наивной молодой девушки.

Тяжело больной, очень нуждающийся Грин видел себя в образе молодого Грэя. Хотя в реальной жизни в роли капитана выступила Нина, последняя жена писателя. Она исполнила его мечту о своем пристанище, втайне выкупив у двух сестер-монахинь крохотный домишко в Старом Крыму. Вернее, обменяв его на свои золотые часы – денег у них не было. Она привезла его туда, якобы в гости, спросила, нравится ли ему. Он ответил, что как было бы здорово здесь жить. «Он твой», – только и сказала она. Там они и провели его последние годы.

Я ездила туда прошлым летом. Стоя в крохотной спальне возле его кровати, я долго смотрела в окно на буйную зелень и голубое небо. Всего две комнатки и кухня. И бескрайний простор воображения. Жизнь разительно отличается от того, что бы мы хотели видеть. Я думаю, именно воображение играет со мной в свои дурацкие игры, мешая разглядеть в придуманном герое просто человека. Старого, больного Грина.

Ну хорошо, не старого и не больного. Просто обычного человека. Похоже, мне нравится любить не самого человека, а его идеальную проекцию, где нет слабости, неуверенности в себе, трусости, иногда глупости, в общем, всего того, что и составляет человеческую натуру. Разве не поэтому нас уже изгнали из Рая? Слабые люди не смогли противостоять искушению.

Я не одинока в своих заблуждениях – принца подсознательно ждут все девушки. И женщины. Даже если уже вышли замуж за конюха и это понимают. Но все равно потом начинают от бедолаги требовать, чтобы он был принцем.

Просто удивительно, что желание идеализировать мужчину у меня абсолютно не распространяется на друзей. Их я люблю простой бесхитростной любовью, которой любят детей. Люблю их со всеми недостатками, лысыми и толстыми, молодыми и старыми, лишь бы нам было весело и интересно вместе – играть на гитарах, сочинять музыку, путешествовать, рассказывать ужасно пошлые, но смешные анекдоты, спускать катер на воду, кататься на лыжах и доске, в общем, продолжать наши детские забавы. Взрослые развлечения, типа пьянок и гуляний с девками, я, как вы понимаете, с ними не разделяю.

Вы можете сказать, что если не живешь вместе, то и недостатки наблюдаются в малых дозах. Так вот в чем, оказывается, дело! Дистанция. В семье мы слишком близко друг к другу.

Зачем мы перешли на ты…

За это нам и перепало.

На грош любви и простоты,

А что-то главное пропало.

Так когда-то написал Окуджава. Мне очень нравится эта мысль. Нам всем нужна дистанция, нужен воздух. Пространство для маневров. Своя комната. А может, даже, только не надо кидать камни, женская половина дома?

Мужчины, нужно отметить и порадоваться за них, не предъявляют к женщинам столько требований, сколько мы к ним. Иногда нужно спросить себя, а видят ли мужчины в нас то, что хотят видеть? Героинь хотя бы порнофильмов? Соответствуем ли мы их ожиданиям? Не только в сексе? Про себя могу с уверенностью сказать, что точно нет. Кому охота иметь рядом с собой создание, которое все время пытается доказать, что она все умеет не хуже, а даже лучше тебя? Которая говорит тебе без всяких женских усей-пусей: «Ты чего разнылся? Давай, вставай, нужно делать так-то и так-то». Это ужасно, могу себе представить. Где мягкость, где борщ?

Я развенчала своих героев. И себя, в том числе. Мне, конечно, немного грустно. Но есть хорошая новость – я же люблю детей. Что бы они ни делали: врали, плохо учились, хамили, не держали слово. Мужчины – это дети. Большие бородатые дети. Придется их прощать и любить такими, какие они есть.

Сначала была машина. «Победа» серого цвета с мягкими диванами. Она принадлежала видному пожилому мужчине с похожим на Брежнева лицом и такими же густыми, темными, как у Брежнева, волосами. Мужчина был высок, широк в плечах и в кости в целом, у него была военная выправка, хотя я никогда не видела его в форме. В основном я видела его сидящим в трениках на диване, напротив телевизора, в проходной комнате, именуемой гостиная. Он курил, называл мою подружку Ларису – Ларисенышем, смотрел телевизор и страстно комментировал футбол. Треники советских времен – это вам не рэперские адидасы сегодняшних дней. Те – темно-синие, из хлипкого отечественного трикотажа, с неизменно вытянутыми коленками, и прилагавшиеся к ним в комплекте драповые, на резиновой подошве, серые в клетку, огромные тапки способны были любого мужчину послать в нокаут, превратить в ничто, вернее в нечто, бесформенное и пугающее, как домовой.

Ефимыч, так звали мужчину, был отчимом моей подружки Ларисы. Именно ему принадлежала Любовь Ивановна, красавица-брюнетка с голубыми ясными глазами, она же – мама моей подружки Ларисы, и машина «Победа». Ефимыч был старше Любови Ивановны аж на целых двадцать лет, что в моих глазах отсылало его далеко-далеко, к библейским временам, прямо к Мафусаилу. Лариса как-то показала мне альбом, где молодой и довольно даже симпатичный отчим стоит на фоне разрушенного Берлина в обнимку с такими же молодыми и симпатичными солдатами. Медали ярко блестят на груди, улыбки у всех бесшабашные, ведь война закончилась, Победа! Я попыталась увидеть в Ефимыче в трениках того Володю в гимнастерке, но не смогла. Наверное, мешали тапки. Сложно было представить, что такая, как мне казалось, далекая война и Победа имели воплощение в этом конкретном человеке. Хотя становилось понятно, почему красавица Любовь Ивановна вышла за него замуж. Она видела в нем героя. А машина «Победа», хоть была в летах, как и хозяин, выглядела очень респектабельно.