Астма. Высокая турбулентность - Вероника Нокс

— Это женский секрет, — лукаво улыбнулась актриса.

— Несс, ты же понимаешь, как это важно для меня?

— Я это вижу без лишних слов. Риччи, сколько у тебя уже не было секса, скажи честно? Я же знаю, что когда ты удовлетворен, ты мил и вежлив, как ученый кот. Тебя сорвет в один прекрасный момент.

— Я сам разберусь, — отмахнулся, не желая признавать, что Ванесса права.

— Ну-ну. Сиди тут и не мешай.

Девушка скрылась в импровизированных джунглях у нашего бунгало. Я остался за столиком, заказал эспрессо и самый приторный на вид десерт, что был в меню. Неужели такая великолепная возможность пропадет из-за лениного упрямства?

Спустя несколько ложек сладкой пытки, которую я себе устроил, Ванесса показалась в поле зрения. За ней, к моему удивлению, следовала Лена. Вид у нее был покорный и слегка растерянный. Аквамариновые глаза блуждали по окружающему пространству, нарочно исключая лишь один объект из поля зрения — меня. Что эта бестия ей наплела?!

Я зачем-то подскочил, как матрос на плацу, завидевший генерала.

— Мы едем, — деловито сказала за обеих Ванесса и показала мне точку в навигаторе своего телефона, — Но у нас одно условие: сначала к дельфинам. Это здесь.

— Уже вызываю катер, мадам, — засмеялся я.

Лена стояла слегка в стороне и заламывала руки.

— Лина, откуда стартуют дайверы? У нас всего два с лишним часа.

— Из бухты, — тихо ответила девушка.

— Хорошо, тогда туда и обратно, — я ушел в сторону ресепшн, чтобы договориться о катере, заодно позвонил в еще одно место, чтобы подтвердить другой транспорт.

Когда мы добрались до питомника, я убедился, что девушки увлеклись общением с дельфинами, а затем познакомился со смотрителем и попросил его показать мне заводь с дефектными. Рахул сначала упирался, мол, не на что там смотреть, но что-то в моем взгляде на него подействовало.

Огороженный сетями участок моря вместе с берегом вдали от площадки для туристов. Совсем небольшой. Они чувствовали, слышали, что кто-то идет по деревянному пирсу. Всплывали и присвистывали. Кто-то призывно высовывал нос, кто-то игриво показывал брюхо. Погнутые или порванные плавники, глубокие шрамы на морде и теле. Были и те, что тихо лежали почти у самого берега, не обращая внимания на своих собратьев, лишь периодически выплевывая вверх столпы воздуха с брызгами воды. Было сложно разобрать издалека, что с ними не так.

— Сколько их здесь?

— Около двенадцати. Через месяц, увы, будет меньше, — мужчина болезненно сморщился и показал на дельфинов у берега. — Такие долго не живут. Но обязательно появляются новые. Когда дельфинам плохо, они держатся близ берега, чтобы тратить меньше сил. То туристы находят, то патруль привозит, то сами приплывают к нам по старой памяти. Мы стараемся помочь им, чем можем, но не у всех заживают раны.

Я опустился на колено, протянул руку к воде и похлопал ладонью по ее поверхности. Мне в руку тут же ткнулся бархатный нос.

Доверчивые и наивные, как дети. Выведенные в неволе страдальцы — обратная сторона медали человеческого благородства.

— Что с этим делают местные надзорные органы?

Смотритель поставил на пирс принесенное ведро с рыбой и стал закидывать ее в центр заводи. Вода забурлила, оживилась, являя несколько голодных морд.

Тем временем, лежащие у берега отшельники продолжали в том же духе, будто тонули в дремучей депрессии, из которой не могли вытянуть даже вкусняшки, — зрелище, от которого хочется часто моргать.

— Да ничего они не делают, мистер Риччи. Разве уследишь за всем этим — толпы туристов, среди которых попадаются настоящие живодеры, еще эти бесконечные экскурсии, браконьеры.

— Какая политика размножения и обучения?

— В смысле, какая? — не понял мужчина.

— У вас есть методика, по которой вы выращиваете и выпускаете молодняк?

— Не особенно. Мы стремимся сохранить вид, поэтому держим молодняк и кормим, пока не окрепнут. Подростков мы разделяем и оставляем в отдельном вольере — они самые веселые и ласковые, отлично подходят для шоу. Там их обучают дрессировщики. Это основной заработок питомника. Но это не длится слишком долго. Мы стараемся не передержать молодых. Когда выпускаем, юные дельфины находят стаю и учатся нужным навыкам у них.

— А по факту стая держит свой маршрут близ питомника и напрямую зависит от него.

— Я по образованию биолог, мистер Риччи, и сам прекрасно понимаю о чем вы. Но не я, увы, отдаю здесь основные распоряжения.

— Кто у вас главный?

— Я занимаюсь управлением. Питомник наполовину государственный, однако госорганы не вмешиваются, лишь подкидывают дотации раз в квартал. Есть еще владелец из Мумбаи, который получает прибыль с туристических активностей и типа финансирует маркетинг и продвижение.

— Пойдемте в ваш офис, Рахул. Хочу сделать вам предложение.

***

Рахул эмоционально переговаривался с тем самым владельцем из Мумбаи. Разговор звучал преимущественно на хинди с вкраплениями английских слов, иногда матерных, так что я совсем ничего не понимал, кроме того, что директор питомника относился к владельцу не очень-то уважительно. Закрытая стеклянная дверь за моей спиной обнаруживала весь столпившийся за ней административный персонал.

Дело в том, что когда я подробно описал смотрителю свое предложение: выкуп доли индийского владельца, финансирование N-ой суммы в развитие питомника, пересмотр политики вывода и обучения дельфинов, изменение маркетинговой и туристической программы и, в довершение, привлечение внимания общественности и запуск ряда благотворительных проектов, — у него отвисла челюсть, а секретарша, стоящая все это время рядом с нами, уронила ручку и поспешно выбежала из кабинета. Уже через минуту мой затылок изучало с десяток пар глаз.

— Мистер Риччи, — Рахул оторвал ухо от трубки, — Он не может назвать сумму. Хочет услышать ваше предложение.

— Три годовых чистых прибыли по прошлогодней финансовой отчетности питомника. Для полублаготворительного предприятия это более чем.

Я уже успел ознакомиться с документами, которые принесла по моей просьбе секретарша и заранее прикинул сумму. Смотритель снова пустился в активное обсуждение.

— Он хочет четыре.

Конечно, этот алчный индус хочет четыре. Я не рассчитывал на скорую окупаемость, я вообще о ней не очень-то задумывался, кроме того, что питомник должен уметь сам себя обеспечить. Так что я кивнул.

Рахул улыбнулся, сказал что-то на своем, а затем ликующе кинул трубку на стол.

— Он продает! — закричал он на английском.

Потом еще громче что-то заорал то ли на хинди, то ли на мальдивском. Стекло за моей спиной затрещало от радостных криков. Смотритель поднялся с кресла и горячо пожал мне руку, хотя я еще ничего не сделал, лишь пообещал.