Мачеха для Золушки - Василиса Усова

моей супруге придется самой браться за торговые дела, пусть ни в коем случае, не тащит сюда девочек. В дне пути от Торда, есть закрытый женский пансион. Знаю, как это воспримут, но он может оказаться лучшим вариантом.

Подробнее писать не могу, если успеешь, расскажу при встрече. Если нет – я ни о чем не жалею. Скажи Селине, что мы, с ее матерью, всегда незримо рядом. И пусть леди Катрин постарается простить меня, если узнает всю правду».

Катрин подняла глаза от письма.

– Я ничего не понимаю. Что за тайны, за что я должна простить своего мужа?

– Сожалею, леди Браст, но я не могу сообщить вам больше, чем сказано в этом письме. В первую очередь, это убережет вас.

– Если моей семье грозит неизвестная опасность, я должна знать, чего опасаться, – в голосе Катрин зазвенели ледяные нотки.

– Никакой опасности больше нет. Единственное, о чем прошу, – будьте осторожны с Астром. Теодорий доверял ему, но тордцам полностью верить никогда нельзя.

– И это говорит северянин.

Ингвар тепло улыбнулся, и аккуратно забрал письмо.

– Пожалуй, последнее предостережение было напрасным, я совсем забыл о вашем природном аквиланском снобизме. Вы и так не стали бы ему доверять.

Катрин вспыхнула, и отвернулась. Ее взгляд остановился на Теодории. Глаза предательски защипало.

– Простите, наверное, я сейчас нужнее всего Селине…

Северянин коротко поклонился, и заключил ее ладонь в свои теплые руки.

– Леди Браст, я зря вас напугал. Больше вашей семье ничего не угрожает, просто постарайтесь быть осмотрительной. Не повторяйте ошибок вашего мужа.

Глава 23. Разговор по душам

При иных обстоятельствах встреча с северянином куда больше бы взволновала ее. Но события вечера, словно притупили способность чувствовать. Ингвар медленно отпустил руку, и еще раз поклонившись, ушел. Катрин снова осталась одна, она с тоской посмотрела в безмятежное лицо мужа, и накрыла его голову покрывалом. Это не Теодорий, а всего лишь оболочка, он сам сейчас, наверное, уже встретился со своей первой женой, и они теперь счастливы. А на долю осиротевшей семьи остануться лишь горькие хлопоты.

Сейчас бы лечь, уткнувшись лицом в подушку, и забыть все, как страшный сон. Но нельзя, необходимо побыть с падчерицей. Время от времени, из спальни Селины доносились протяжные завывания, и Катрин опасалась, как бы девушка и вправду не сошла с ума.

На втором этаже, у лестницы преданно стоял Томми. Катрин уже успела позабыть о юноше.

– Я сейчас сменю Нитту. – произнесла женщина приглушенным голосом.

Ученику сапожника было неловко, он понимал, что явился не вовремя, но кто знал, что этот день завершится столь печальным образом.

Катрин приоткрыла дверь, и вошла в темную комнату. Нитта тут же поднялась ей навстречу.

– Принеси с кухни молоко, и какое–нибудь печенье, поставь на столике у двери, – шепотом попросила Катрин.

Когда за служанкой закрылась дверь, женщина подошла ближе, и аккуратно села на край кровати. Селина глухо рыдала, уткнувшись лицом в подушку, время от времени рыдания сменялись каким–то исступленным воем. Помедлив, Катрин протянула руку, и погладила падчерицу по голове.

Девушка дернулась, и подняла голову. При виде мачехи, заплаканное лицо исказилось от злости.

– Убирайтесь, я не желаю вас видеть!

Катрин не сдвинулась с места, тогда Селина попыталась кинуть в нее подушкой. Тяжелая перьевая подушка достигла цели, и отлетев от женщины, упала на пол. Пусть лежит, ее всегда можно будет поднять позже.

В глазах падчерицы зажглись недобрые огоньки.

– Вы, все равно, уйдете из моей комнаты.

Катрин даже не стала задумываться, что собиралась сделать Селина, ударить ее, или просто спихнуть с кровати. Она без усилий перехватила занесенную руку, и прижала девушку к себе.

– Отпустите! Вы не смеете меня держать! Я ненавижу вас! Ненавижу этот дом! Ненавижу город! – выдохнувшись, Селина уткнулась лицом в плечо мачехи, и снова разрыдалась.

Женщина прижалась щекой к растрепанным волосам, но хватку пока не ослабляла. Надо же, у девчонки сил, не больше, чем у Агаты. Падчерица больше не пыталась вырваться, она просто плакала, и Катрин начала ее потихоньку укачивать.

Прошло еще около часа, пока всхлипывания начали затихать. Наконец, Селина отстранилась.

– Я вам платье испортила, – виновато шмыгнув носом, произнесла девушка.

Катрин и сама чувствовала мокрое пятно на плече.

– Не страшно, высохнет. Если нужно – второе плечо еще сухое.

Девушка коротко всхлипнула, но поток слез уже иссяк.

– Я так ждала отца… А он…

Женщина снова притянула к себе падчерицу, и погладила ее по спине.

– Он всегда будет рядом, в твоем сердце. И, думаю, он бы не хотел, чтобы ты так убивалась.

– Я теперь совсем одна, у меня больше никого нет.

– У тебя есть я, сестры, Марта. Понимаю, что утешение слабое, но ты не останешься одна.

В комнате снова повисла тишина. В какой–то момент, девушка высвободила руку, и тоже обняла мачеху.

– После того, как не стало мамы, мне казалось, что это не навсегда. Что пройдет немного времени, и она вернется, и все будет по прежнему. Даже, когда знала, что это не произойдет, все равно надеялась, в глубине души.

– Терять родных – всегда очень больно. Но ради них, нужно продолжать жить, чтобы помнить, чтобы нести любовь к ним в сердце.

– Вы тоже теряли близких, родителей? Каким было ваше детство? Хотя, порой мне кажется, что вы всегда были такой, как сейчас, благородной, сдержанной.

Падчерица смутилась, что сказала лишнее, и замолчала. Катрин ненадолго задумалась. Она не любила думать о детстве, и в целом о прошлом, потому, что потом, воспоминания возвращались тяжелыми снами. Но если это поможет отвлечь девочку от собственного горя…

– Мой отец был герцогом, наследником древнего рода. Ему прочили блестящее будущее, службу при дворе, знатную невесту. А он влюбился в простую девушку, которая работала на кухне, в замке его отца. Эта тема была под запретом, поэтому я не знаю, как они познакомились, но в результате на свет появилась я. Отцу не довелось узнать о моем рождении, незадолго до этого, он погиб. Несчастный случай. Мама оставила мир, после моего появления. Скорее всего ей помогли. Меня ждала бы та же участь, но я стала единственным ребенком своего отца, и мой дед просто не смог от меня избавиться. Горе от потери сына было столь велико, что