Замок из стекла - Джаннетт Уоллс

«Мне наплевать на то, что произошло!» – заорал папа.

«Мы защищались», – объяснила ему я.

«Брайан мужик, от него не убудет, – заявил папа. – Больше я про это не хочу слышать ни слова. Вы меня поняли?» Он тряс головой так, словно пытался вытрясти из нее наши слова. Он даже не смотрел нам в глаза.

Папа поднялся наверх и присосался к зелью Эрмы. Мы лежали в кровати. Брайан укусил меня за палец ноги, чтобы разрядить обстановку, но я лягнула его в ответ. Мы лежали в полной темноте.

«Папа вел себя очень странно», – сказала я потому, что кто-то должен был это сказать.

«Если у тебя такая мама, как Эрма, можно вырасти очень странным», – заметила Лори.

«Как ты думаешь, она в свое время делала с папой то, что пыталась сделать с Брайаном?» – спросила я.

Мне никто не ответил.

Было крайне неприятно думать на эту тему, но если бы оно так и было, все стало бы гораздо понятней. Папа в свое время убежал из дома. Почему он так много пил и почему с пьяных глаз становился агрессивным. Когда он был моложе, у него никогда не возникало желания посетить мать с отцом и увидеть родной город. Он до самой последней минуты отказывался ехать с нами в Уэлч. Возможно, поэтому он так тряс и крутил головой, когда мы пытались объяснить ему, что произошло. Казалось, папа хотел заткнуть уши, чтобы не слышать наших слов.

«Лучше не думай об этом, – посоветовала Лори. – Иначе можно с ума сойти».

И я перестала думать на эту тему.

Мама с папой рассказали нам, что уловка с сохнущим на веревке бельем никого не обманула и дом разграбили. Унесли практически все, включая наши велосипеды. Родители взяли в аренду прицеп для того, чтобы вывезти оставшиеся вещи. Мама говорила, что глупые воры не заметили принадлежавшие бабушке Смит штаны для выездки лошадей. Но в Нэшвилле мотор машины умер, им пришлось бросить автомобиль вместе с прицепом и вернуться в Уэлч на автобусе.

Я думала, что после возвращения родителей отношения с Эрмой наладятся. Однако Эрма не хотела нас прощать и не разрешила оставаться в ее доме. Она запретила нам быть даже в подвале и даже в случае, если мы будем молчат, как рыбы. Нас изгнали. Именно такое слово использовал папа, когда рассказал нам эти грустные новости. «Вы были не правы, и теперь нас всех изгнали».

«Пап, но ведь это совершенно очевидно, не райский сад», – заметила Лори.

Меня больше расстроила потеря велосипеда, чем то, что нас выгоняют. «А почему нам нельзя вернуться в Финикс?» – спросила я маму.

«Там мы уже были. К тому же ты не знаешь, какие возможности дает нам Уэлч», – ответила она.

Родители искали новое место для жилья. Самые дешевые квартиры в городе сдавали над рестораном на центральной улице, но мы не могли себе позволить платить семьдесят пять долларов в месяц. Мама с папой хотели, чтобы у нас была лужайка, следовательно, в этом случае надо было покупать дом. Так как кредит мы взять не могли, потому что у родителей не было стабильного дохода, наши варианты были очень ограниченны. Тем не менее, через пару дней поисков мама сообщила, что они нашли дом, который мы можем себе позволить. «Не скажу, что это огромный дворец, но в этом доме мы будем крепить единство нашей семьи. Мы всегда будем вместе, – сказала она. И добавила: – Домик слегка деревенский».

«Насколько деревенский?» – с опаской спросила Лори.

Мама задумалась в поисках ответа. «В доме нет канализации и воды», – сказала она наконец.

Папа подыскивал новый автомобиль по цене до ста долларов, поэтому нам пришлось идти пешком к дому, чтобы его увидеть. Мы прошли через центр города, вдоль склона горы мимо небольших и аккуратных кирпичных домиков, построенных после того, как на шахтах появились профсоюзы. Потом мы миновали небольшой впадавший в Таг ручей и вышли на практически грунтовую дорогу под названием Литтл Хобарт Стрит. Улица поднималась вверх по склону горы под таким крутым углом, что приходилось идти на носках (если ставить ступню, как при обычном шаге, сильно напрягались и начинали болеть икры ног).

Домишки на этой улице были не такими аккуратными, как внизу в долине. Они были построены из дерева, веранды покосились, крыши осели, и водостоки проржавели. У каждого дома сидела на цепи, привязанной к дереву, одна или пара дворняжек, которые ожесточенно и гулко лаяли. Как в большинстве других домов в Уэлче, топили здесь углем. Семьи с достатком имели специальный сарай для угля, а у тех, кто победнее, уголь лежал горой на неухоженной лужайке перед домом. Веранды были обставлены основательно. Там можно было увидеть старые проржавевшие холодильники, складные карточные столы, кушетки или автомобильные сиденья – у тех, кто серьезно относится к сидению на любимой веранде. Изредка на верандах попадался даже домик для кошки.

Мы прошествовали по улице почти до самого конца, когда папа, наконец, с гордостью показал на наш новый дом.

«Вот, дети, добро пожаловать на Литтл Хобарт Стрит, номер девяноста три! Вот он, любимый наш дом», – сказала мама.

Это было обшарпанный домишка, стоящий вдалеке от дороги – на крутом склоне горы. Гора была настолько крутой, что только задняя часть дома стояла на земле, а передняя вместе с покосившимся крыльцом опасно зависла, словно в воздухе, поддерживаемая высокими столбами. Очень давно дом был покрашен в белый цвет, что сейчас угадывалось с большим трудом.

«Хорошо, что вы у нас не неженки, – сказал папа, – потому что этот дом построен для людей, сильных духом».

Он подвел нас к нижним ступенькам лестницы, ведущей в дом. Нижние ступеньки лестницы были сделаны из больших, скрепленных между собой цементом валунов. Плохой фундамент, дожди, а также отвратительное и безответственное качество работы горе-строителей было видно уже по этим первым ступенькам, которые разошлись или осели под разными углами. После первых каменных ступенек на веранду дома вела хлипкая деревянная лестница, которая больше походила на веревочную или цирковую.

В доме было три комнаты размером три на три метра. Туалета не было, но под одним из поддерживающих дом столбов ютился сортир с цементным полом. В этом сортире не было канализации и спуска воды, а была дырка и яма глубиной три метра. Воды в доме тоже не было. Около сортира стояла колонка, из которой можно было набрать ведро воды, чтобы потом поднять по лестнице в дом. Дом был подключен к электросети, но, как сказал папа, у нас не было денег, чтобы пользоваться электричеством.

Впрочем, дом стоил всего тысячу долларов, и хозяин был готов отдать его в рассрочку без аванса. В месяц родители должны были платить пятьдесят долларов, так что через несколько лет дом мог стать нашей собственностью.

«Мне просто не верится, что в один прекрасный день все это будет принадлежать нам», – ехидно сказала Лори. Как уже подметила мама, с возрастом в Лори начало развиваться чувство иронии.

«В Эфиопии люди могут за такой дом убить», – сказала мама. Она привлекла наше внимание к тому, что у дома есть свои плюсы. В гостиной стояла большая «буржуйка», на которой можно было готовить еду. Эта была красивая пузатая печь из тяжелого железа с ножками в виде лап медведя с когтями. Мама была уверена, что антиквары такую вещь дорого оценят. Однако дымоход печи представлял собой железную трубу, выходившую через окно. Кто-то заменил стекло форточки фанерой, через которую и вывел обернутую фольгой трубу на улицу. Правда, дымоход не был герметичным, и на потолке комнаты лежал толстый слой сажи. Кто-то пытался отчистить сажу, но только размазал ее по всему потолку, отчего в нескольких местах потолок казался белее, чем в других. В результате потолок стал пятнистым, и более светлые его части лишь подчеркивали черноту других.