Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой! - Роман Кожухаров

Тут же Дерюжный, как заботливая нянька, с баком, из которого разносится аппетитнейший аромат пшенки с тушенкой. А ведь каша еще и остыть не успела. Та самая, которую притащили в расположение разносчики, на свою погибель.

Мелькнуло в сознании Федора строго-величественное лицо мертвого Шереметьева. Вот так всегда на передовой: чья-то смерть – для кого-то жизнь. А Дерюжный, конечно, умница, уже успел организовать кормежку и для людей Гвоздева и Потапыча, и для всего взвода. Правильно, война войной, а обед по расписанию. Коптюк почувствовал, как до спазма подводит у него в пустом животе. Эх, черт возьми, голод просто страшный…

Потапов повернут лицом к приближающемуся командиру. Он замечает взводного первым и тут же поднимается, зажав в руках котелок и ложку. За ним вскакивают Гвоздев и остальные бойцы.

Коптюк просит их садиться. Лица у всех измождены до крайности, внешний вид такой, будто их долго вываливали в пыли и вымазывали сажей. Старший лейтенант не прерывает их поглощение пищи. Вопросы подождут, хотя задать их очень хочется.

Рябчиков уже очистил котелок от содержимого, и Дерюжный тут же, не мешкая, накладывает ему своей ложкой добавки из стоящего на земле бачка. Потапов и Гвоздев, несмотря на голод, едят быстро, но с чувством собственного достоинства. От добавки отказываются.

Дерюжный предлагает поесть командиру. Коптюк не отказывается. Он садится в круг бойцов и принимает наполненный заместителем котелок с кашей. По действиям группы докладывает Гвоздев. Потери безвозвратные, раненые. Погибли Артюхов, Фаррахов, Снопков и Акзамов из взвода разведки получили смертельные раны уже в «Октябрьском». Пулеметная очередь ударила в спину из сарая, который прошли, не проверив.

Ранены Фомин, пэтээровец Волощук, легкое осколочное у Рябчикова, которое Ряба тут же чуть ли не с гордостью демонстрирует. Левое предплечье перевязано прямо поверх гимнастерки.

Голос Демьяна звучит глухо, с трудом называет он имена павших. Видно, что давит на него груз вины за потерю боевых товарищей. Старший группы старается донести в подробностях действия переменников, особенно моменты гибели бойцов Тюхи и Фарраха. Быстро, в общих словах рассказывает о бое на лесной опушке, о совместной с танкистами обороне, о том, как выбили немцев из колхоза.

Отступая в панике, фашисты сами показали танкистам и штрафникам место переправы вброд, удобной для бронетехники. Воспользовавшись этим, дозорная застава танкового батальона с ходу форсировала Псел и продолжила преследование убегающего врага.

Штрафники в течение всего боя за колхоз «Октябрьский» прикрывали действия танкистов. Перед переправой разместились в качестве десанта на передовых танках. Так, привязав себя ремнями к скобам, цепляясь за выступы и лючки пальцами и подошвами ботинок и сапог, с ходу форсировали Псел. Танковые экипажи уже были предупреждены об оборонительном рубеже штрафного батальона, о примерном расположении противника.

Передовые «семидесятки» и Т-34 с ходу открыли огонь по фашистским порядкам. Подоспели танкисты как раз вовремя, в тот критический момент боя, когда эсэсовские «тигр» и «пантера» уже готовы были ворваться на позиции штрафников.

Немецкие «самоходки», потеряв одну из своих машин, спешно отступили за пологий скат высоты, в которую упиралось поле на правом фланге, в километре с небольшим от рубежа штрафбатовцев. Минометные и артиллерийские расчеты врага практически сразу усилили огонь, как только расстояние между передним краем штрафников и отступающими автоматчиками и танками увеличилось до нескольких сотен метров.

Вражеские танки вели огонь на ходу по двигавшимся с левого фланга русским машинам. Орудия и пулеметы немецких «кошек» прикрывали бегущих пехотинцев и пару средних танков, в которой одна машина буксировала другую.

Вражеская артиллерия и минометы били с закрытых позиций где-то за вершиной высотки. Работали они по пристрелянным целям в секторе обороны штрафной роты Телятьева. Когда на поле появились «тридцатьчетверки» и Т-70, фашистские снаряды и мины полетели на левый фланг. Несколько взрывов взметнулись вверх со стороны колхоза.

В ответ оттуда ударил орудийный залп. На берег в районе колхоза «Октябрьский» выдвинулись самоходные артиллерийские установки СУ-122. Судя по мощности залпа, по фашистским позициям работало не меньше отделения «сушек». Череда взрывов окутала облачными султанами склон высотки. Потом дымные фонтаны переместились на самый гребень и, преодолев его, ушли на обратную сторону ската.

Танкисты и «самоходочки» на некоторое время полностью переключили внимание вражеских расчетов на себя. Минометный рев, гнетущим мороком уже в течение нескольких часов нависавший над окопами взвода Коптюка, развеялся, шлепанье мин прекратилось. У бойцов появилась возможность перевести дух, прийти в себя после изнурительного боя.

Баки с кашей вмиг опустошили. Посовещавшись со своими замами, старший лейтенант решил отправить Дерюжного лично, чтобы в роте решить самый острый вопрос – вопрос пополнения боеприпасов. Сопроводить раненых из группы в сторону перевязочного пункта поручили самому Гвоздеву.

Вид у Демьяна был совсем неважный – бледный как полотно, взгляд отсутствующий, и кашу, только что съеденную, через минуту из него вывернуло обратно наружу. А тут и Потапов признался, что во время форсирования реки Гвоздева попросту вырубило прямо на броне и он бы попросту скатился в воду или под гусеницы танка, если бы предусмотрительно не пристегнулся ремнем к десантной скобе.

– Я уж думал, что Дема – того… По дороге пулю или осколок схватил… На лету… А он сознание потерял! Укачался!

«Тридцатьчетверка», на корпусе которой закрепились десантом Потапов, Гвоздев и Волощук, подпрыгивала на кочках и ныряла в ямы с такими углами наклона, что оглушенный мозг Гвоздева не выдержал перегрузок и отключился.

Демьян возражал, на перевязочный пункт идти не хотел, доказывал, что с этим поручением и Ряба справится – и сам ранен, и на ногах стоит, и изъясняется вполне сносно. В поручении взводного Гвоздев усмотрел стремление отправить его в медсанбат и принялся с жаром доказывать, что голова его варит вполне и что просто он переутомился, поспит пять минут и придет в норму.

Аргументы белого как полотно штрафника командира взвода не убедили, и он строго приказал бойцу переменного состава Гвоздеву явиться к доктору Тупорезу для освидетельствования и вернуться в строй только лишь в том случае, если тот окажет необходимую помощь и даст на это добро.

– Ладно… Значит, я буду освидетельствоваться… – пробормотал Гвоздев и, переведя на старшего лейтенанта тоскливый взгляд, спросил:

– А кто ж воевать будет? Вот Фома ранен – это я понимаю… Тюха убит, Фаррахов убит, Веточкин убит… А я, значит, освидетельствоваться…

– Ну, все, хватит спорить… – примирительно остановил монолог Гвоздева Дерюжный. – Приказ командира слыхал? Вот и нечего спорить. Успеешь еще погеройствовать… А пока пошли, времени нет… Нюхнешь медицинского спирту и снова в траншеи вернешься, свеженький, как огурчик…