Лондон. Полная история города - Джейми Салливан

деньги»), поэтому окна и двери тоже узкие, окна так вообще напоминают бойницы замков. При Елизавете I в Англии начали производить стекло, вследствие чего стеклянные окна из роскоши превратились в повседневность. По старинке, частыми решетками из прутьев или планок, закрывали окна только самые бедные жители города.

Пол на первом этаже может оказаться земляным, а выше он деревянный, при наличии средств дерево можно покрыть керамическими или каменными (верх роскоши) плитами.

Обоев в современном представлении в ХVI веке не было. Если возникало желание отделать стены, не столько ради уюта, сколько ради того, чтобы пустить пыль в глаза знакомым, то использовали (по мере снижения стоимости) шерстяные драпировки из ворстеда с набитым краской рисуноком, ткани или деревянные панели. «Сердцем» дома был очаг — печь или камин, которые служили как для приготовления пищи, так и для обогрева жилища. Камины принято критиковать за низкий коэффициент полезного (обогревательного) действия, но давайте не будем забывать о том, что печь надо топить долго, а камин дает тепло сразу же. Но, как говорится, suum cuique[142] — при желании можно было иметь и печь на нижнем этаже и по камину в каждой комнате. Как сказал однажды Оскар Уайльд[143], «деньги позволяют претворить в жизнь любую мечту».

Если прежде дорогую мебель и, вообще, любой избыток мебели и утвари, можно было встретить только в домах знати, то в правление Елизаветы «лишнее» могли позволить себе «небогатые ремесленники и фермеры, которые… завели привычку украшать свои шкафы тарелками, покрывать кровати гобеленами и шелковыми покрывалами, а свои столы — превосходными скатертями». Роскошь по-прежнему стоит дорого, но теперь она стала доступнее.

При слове «тарелка» нам сразу же приходит на ум нечто фаянсово-фарфоровое, но мы находимся в доме небогатого лондонца, к примеру — изготовителя сальных свечей, чей годовой доход не превышал пятнадцати шиллингов (вот представьте, что когда-то можно было прожить с семьей год на столь смешную сумму, за которую в современном Лондоне даже чашки кофе не купить!). Нет — фарфоровая посуда была только у богачей, а простые люди обходились керамической.

Гаррисон сетует на то, что «англичан превращают в изнеженных особ, стремящихся к чрезмерным удобствам». Примером может служить хотя бы то, что подушки в былые благословенные времена давали только роженицам, а в повседневном обиходе довольствовались хофарлотом — круглым толстым поленом, «на котором снились превосходные сны». На смену циновкам и соломенным тюфякам пришли мягкие перины, которые стало модно покрывать простынями. Куда ни взгляни, повсюду увидишь греховное потакание низменным телесным интересам.

В домах богачей было просторно. Сразу за входной дверью находился большой холл, откуда к верхним этажам, которых было два или три, шла лестница. Дома были устроены по галерейному принципу, помещений в них было много, так что даже самый последний слуга обычно жил в отдельной каморке. Здесь можно было встретить дорогие восточные ковры, в которых нога утопала по щиколотку, шелковое постельное белье и такие же скатерти, фарфоровую посуду, известную в Европе с ХIII века, и разнообразное обилие мебели — всякие шкафчики, этажерки и скамеечки. Понятие «свободного пространства» нашим предкам было чуждо, они стремились заполнить пространство вещами по максимуму. Несмотря на некоторую стесненность окружающего пространства, разного рода подсобные помещения (сараи, конюшни, пивоварни) находились не впритирку к дому, а на некотором отдалении от него. Критерий был таков — «не видеть, но слышать», то есть все подсобное должно было находиться в пределах слышимости.

Подведем итог: в ХVI веке лондонцы жили гораздо лучше, чем столетие назад, и это не может не радовать. Так порадуемся же и пойдем дальше.

Несчастный король Карл I

Елизавета I не вступала в брак и не имела детей, за что ее прозвали «королевой-девственницей», поэтому после ее смерти английская корона перешла к королю Шотландии Якову VI Стюарту, который и по отцу, и по матери приходился правнуком Маргарите, старшей дочери Генриха VII, основателя династии Тюдоров. Англией Яков правил как Яков I. Единой Великобритании при нем еще не существовало, Англия и Шотландия оставались суверенными государствами, которыми правил один король.

Начало царствования Якова в Англии ознаменовалось весьма тревожным симптомом — противостоянием короля и парламента, видевшего в новом монархе чужака (и чуть ли не узурпатора). Противостояние закончилось роспуском парламента в 1611 году. Король вроде как победил, но эта победа была пирровой, потому что английская знать хотела держать короля под контролем, а в народе мудро считали, что «две грызущиеся собаки лучше одной обнаглевшей» (это известное выражение принято приписывать французскому философу Рене Декарту, но в его произведениях оно не встречается). Под давлением знати в 1621 году Яков созвал новый парламент, но вскоре распустил его. Очередной парламент, созванный в 1624 году, могла ожидать та же участь, но весной 1625 года Яков I скончался. Обе короны, английская и шотландская, перешли к двадцатитрехлетнему Карлу, старшему сыну покойного короля, который был соправителем отца в последние годы жизни.

Неизвестный художник. Портрет Иакова I. XVII век

Говоря о правлении Якова I, историки в первую очередь вспоминают о том, что при нем началось формирование английской колониальной системы — в 1607 году в Виргинии[144], известной со времен правления Елизаветы I, был основан Джеймстаун, затем английские поселения появились на Бермудских островах и в Индии, а в 1620 году «отцы-пилигримы»[145] основали Плимут, положивший начало Новой Англии. А еще при Якове прошло покорение Ирландии… Разумеется, колонии и Ирландия имели большое значение, но главной особенностью правления Якова I все же стала стойкая конфронтация между королем и парламентом, которая стоила сыну и преемнику Якова головы.

«Тогда Карл, стоявший до сих пор с покрытой головой, снял шляпу и отбросил ее в сторону; затем расстегнул одну за другой все пуговицы своего камзола, снял его и бросил рядом со шляпой. Вслед за этим, так как было холодно, он потребовал свой халат, который ему и подали.

Все эти приготовления были сделаны с ужасающим спокойствием. Можно было подумать, что король готовился лечь в постель, а не в гроб.

Наконец он откинул со лба волосы и обратился к палачу:

— Они вам не помешают? Если хотите, их можно перевязать шнурком.

Говоря это, Карл смотрел на палача так пристально, как будто хотел проникнуть сквозь маску неизвестного. Этот взгляд, такой открытый, такой спокойный и уверенный, заставил палача отвернуться… Видя, что палач не отвечает, король повторил вопрос.

— Будет достаточно, если вы их уберете с шеи, — ответил тот глухим голосом.

Король отвел волосы обеими руками и посмотрел на плаху.

— Эта плаха очень низка, — сказал он. — Нет ли другой, повыше?

— Это обыкновенная плаха, — отвечал